Инверсия жизни - стр. 16
– Петров! – кричал учитель. – Сашка!
Спустя мгновение Петров мельком увидел Юрия Эдуардовича, держащего в руке телефон со включенным фонарем. Луч попал на Сашу, и это выдало парня. Сашка от испуга выставил руки перед собой. Женщина сделала выпад вперед, атакуя его ножом. Петров вскрикнул от резкой боли и вслепую бросился в сторону, уже не ощупывая стену, а напрямик пересекая все здание школы. Добежав, как ему казалось, почти до конца коридора, он перешел на шаг и принялся перебирать руками по стене. Где-то тут должен быть вход в туалет. Нащупав деревянную дверь, Сашка завалился в уборную. Так же вслепую пройдя мимо трех кабинок, он зашел в четвертую и заперся там на шпингалет.
«Дверь открывается наружу, – думал он, держась за раненую ладонь, с которой капала кровь, – значит, она не сможет ее выбить».
Саша пытался успокоиться, чтобы дышать тише, но ничего не получалось. Из коридора доносился неразборчивый крик и топот. А потом все стихло. Сашка сел на унитаз, оставшись один в кромешной тьме. Пальцы на левой руке слиплись от крови.
Десять минут спустя
– Ключи! У вас же есть ключи?! – кричала Настя, подсвечивая телефоном дверь. Руки девушки были исполосованы ножом, и кровь капала на пол. Юрий Эдуардович, борясь с одышкой, рыскал по своим карманам.
– Есть, есть, – судорожно процедил Облаков, – сейчас…
– Она бежит! Быстрее! – Лёня стоял согнувшись и держался одной рукой за резаную рану на груди, а второй рукой направлял фонарь в глубь коридора, в котором появился силуэт Тамары Ивановны. Облаков наконец открыл дверь в свой кабинет, расположенный на втором этаже, и ребята с учителем вмиг заскочили внутрь.
– Сюда свети! На замочную скважину! – злобно зашипел Юрий Эдуардович. Когда дверь кабинета физики оказалась заперта, Облаков шлепнул рукой по выключателю на стене. Свет разрушил тьму, и учитель нервно сглотнул, увидев дрожащую Настю, всю измазанную кровью.
– Покажи раны, – сказал Юрий Эдуардович.
Девушка вытянула руки – на предплечьях было несколько неглубоких порезов.
– Жить буду, – Настя шмыгнула носом, – но болит сильно.
– Лёня, а тебя она куда задела? – Теперь Облаков рассматривал скрюченного Дарвина. Его рубашка была пропитана кровью.
Лёня расстегнул пуговицы, и Облаков увидел порез чуть выше солнечного сплетения.
– Чуть не погибли, – сказал Дарвин. – Вас не ранили?
– Нет, – ответил учитель. – Надо как-то перебинтовать вас. Сейчас… сядьте пока.
Облаков пошел в лаборантскую, которая находилась за аркой в конце класса, и достал с верхней полки стеллажа что-то наподобие аптечки – коробку с бинтами, зеленкой и таблетками от головной боли и прочих недомоганий. Юрий Эдуардович вернулся в класс и подошел к Насте, сидевшей на первой парте ряда возле двери. Лёня сидел напротив, в среднем ряду. Девушка держала трясущиеся окровавленные руки перед собой. Учитель обработал ее раны перекисью водорода, а потом помазал зеленкой. Настя, стиснув зубы, мужественно не проронила ни звука, хотя слезы все то время, что учитель водил ваткой по ранам, текли из глаз ученицы. Спустя пару минут Облаков закончил бинтовать Насте руки.
– Давай теперь тебя, – сказал учитель Лёне.
– Я сам! – Дарвин схватил бутылку с перекисью и вылил на грудь.
– Куда ты столько тратишь! – возмутился Юрий Эдуардович. – Она нам может еще пригодиться.