Инфер-10 - стр. 23
– Вчерашняя похлебка – одна монета, – подтвердила женщина и с влажным шлепком ударила тряпкой второй раз: – Эй, хомбре! Проснись! И вали отсюда! Место занимаешь!
– Так свободно же, – сонно прохрипел подскочивший мужик.
Всего на лавке перед стойкой могло поместиться не меньше троих, но жирный уселся по самому центру.
– Вон клиент идет! И судя по его небритой уверенности, он с деньгами. А ты иди под навесом отдохни – сегодняшний день бесплатно. Только не лезь в койку – порвешь! Твое место на циновке, Пауло…
– Кто там с деньгами? Плевать мне! Пусть сидит в… – сонный бугай развернулся ко мне, заглянул в глаза и… сдвинулся в сторону с проворностью невесомого легкоатлета. – Пойду я под навесом посплю… а то голова тяжелая…
Проход был узковат, и ему пришлось подождать, пока я усядусь на край освобожденной им скамейки, только сейчас поняв, что она сделана природой, а не лапами гоблина – сквозь крышу снизу вылез когда-то корень, понял, что жратвы здесь нет, и ушел опять вниз, по ходу дела достигнув толщины в мое предплечье. Затем уже сверху приколотили несколько досок – и скамья готова.
– Похлебку будешь? Бобовая, пекучая, – поинтересовалась владелица забегаловки. – Деньги вперед. И сразу предупреждаю: в долг не верю, на улыбки не ведусь, в трахе не нуждаюсь, помощь не требуется.
Выслушав ее, я кивнул:
– Похлебку пекучую буду. Сегодняшняя?
– Сегодняшняя. От вчерашней только жижка, гущу тут быстро поджирают, если не доглядеть, а я не доглядела, а Мико у котла задремал… Позавчерашнюю подкисшую похлебку тоже не дожрали, велю прокипятить и миску дам бесплатно в придачу, если закажешь выпивку.
Прикинув возможности уже опустевшего желудка, я выложил на стойку две монеты:
– Мне двойную порцию сегодняшней похлебки, стопку нормального горлодера… а что вообще есть кроме похлебки? Жареное мясо? Компот?
– Компот? Есть. Монета за кувшин. Мико варит постоянно, чтобы не дать фруктам сгнить. Утром зарезали жирного карпинчо. Если готов заплатить пару монет за кусок мяса размером с твою ладонь – велю Мико зажарить.
– Два куска мяса, – кивнул я, мельком оценив жирность сидящих в клетке капибар и добавляя денег. – И кувшин компота.
Темная жилистая ладонь смела монеты, лицо хозяйки чуток подобрело, но хриплой властности в голосе не поубавилось, когда она криком заставила выползти из-под большого навеса пузатого лысеющего мужичка и послала его разводить огонь в потухшей кирпичной жаровне.
– И обжарь еще несколько бананов, Мико! – добавила она, дождалась вялого кивка пытающегося раздуть уголь мужичка и опять повернулась ко мне, уже держа в руке бутылку: – Бананы с меня – бесплатно.
– С чего такая доброта? – поинтересовался я, принимая от нее полную до краев стопку.
Стаканчик древний, пластиковый, помутневший от минувших веков и ветров. Точно такой же, как изрезанное морщинами лицо хозяйки кантины – хотя она не так уж и стара, ей вряд ли больше сорока, но явно повидала немало всякого за жизнь. И сомневаюсь, что она все эти годы простояла за стойкой окраинной забегаловки на крыше утонувшей многоэтажки.
– Доброта? – она презрительно фыркнула и рассмеялась. – Нет никакой доброты. Но чем больше ты ешь – тем больше ты пьешь и тем дольше не отрубишься. Так я получу больше денег.
– А если я отдал последние монеты? – я задумчиво прищурился, беззастенчиво изучая ее почти нагое крепкое тело.