Иллюстратор - стр. 14
Между тем память вернулась ко мне окончательно. Боль от трансформации прошла, но на смену ей явилась другая – та, что неотступно сопровождала всякие мысли о сыне, та, с которой я не в силах был сосуществовать.
Спустя ещё немного времени я снова удостоился чести беседовать с самой Королевой Фреей. В сопровождении Бамы она явилась в затхлый подвал Цитадели, чтобы лицезреть небывалое чудо обратной трансформации. Она была в том же чёрном облачении, мешком сидевшем на её иссушённом теле, и сетчатая маска всё так же скрывала лицо. В одной руке она держала металлическую коробку с приоткрытой верхней крышкой, в другой – дубовую трость, которой она, не говоря ни слова, стала водить по прутьям железной клетки.
«Сейчас, – наконец промолвила она, обращаясь к жрецу, – мы узнаем, насколько удался наш эксперимент, победа это или досадная игра случая».
Бама смотрел на Королеву, а ещё пристальнее – на таинственную коробку в её руках: с благоговением, словно в ожидании вожделенного чуда.
Королева попросила меня приблизиться. Но я был наг и не знал, как следует поступить, потому мешкал. Она разгадала моё смущение и засмеялась характерным шепчущим смехом, еле уловимым, напоминающим кашель.
«Ты всё больше походишь на человека. К тебе вернулся стыд. Это хорошо. Распорядись подать одежду этому человеку, Бама!» – приказала Королева, интонацией сделав акцент на слове «человек», что Баме явно было не по душе.
Однако он не замедлил с выполнением приказа – мне тут же кинули в клетку поношенные штаны и рубаху, в которые я немедленно облачился и, более не тушуясь, приблизился к прутьям. Столкнувшись лицом к лицу с Королевой, я уставился в прорези маски для глаз. Глаза оказались ярко-голубыми и выделялись на тусклом фоне старушечьего одеяния и серых подвальных стен.
Королева, подойдя к клетке, отбросила трость и, велев мне не шевелиться, приблизила странную коробку вплотную к моей груди. Прищурившись, заглянула внутрь, приподняв крышку. Вглядываясь в содержимое коробки, она простояла пару минут или больше. Жрец тоже застыл в ожидании, ни словом, ни шорохом не нарушая воцарившуюся тишину.
Наконец Королева заговорила.
«Снова пусто, – упавшим, чуть слышным шёпотом с весомой долей разочарования произнесла она. – В тебе нет источника света. Ты уничтожил зачатки света. Семя, которое зародилось в тебе, не дало ростков. Твоя эгоистичная натура бездумно истратила едва рождённый свет на возвращение человеческого облика. Его последний ресурс истощился при превращении тебя в человека, после чего полностью иссяк».
«Ваше величество, – вмешался жрец, – он не навсегда останется человеком. Он обращённый, но не такой, как остальные. В отличие от себе подобных, он сможет обращаться в зверя, когда ему вздумается. На свободе он представляет опасность. Прикажите отослать его в Яму, ему там самое место».
В тот момент мне уже было всё равно. Мысли о сыне и, как уверяла Королева, загубленный мною свет вернули мне человеческий облик. Но в то же время необратимость утраты через знакомую и потому вдвойне страшную в одном только ожидании боль, разрывавшую меня изнутри, вызывала лишь одно желание – желание умереть, и как можно скорее. А где смерть настигнет меня – в Яме, Проклятом лесу или в этом затхлом подвале крепости, – не имело никакого значения.