Игра в пазлы: новые правила - стр. 28
И Стас, мой несостоявшийся «жених», тоже задевает при каждом удобном случае. Да так зло, словно пытается внушить себе и другим: «Я и не думал в нее влюбляться, все было чисто по приколу!». Всякий раз, когда наши глаза встречаются, я вижу в его взгляде желание унизить и растоптать. (А попутно выслужиться перед Барыгиной).
Линючева делает вид, что ничего не происходит. Даже не говорит: «Я же тебя предупреждала…». Наверное, ей так удобней – не замечать, ведь и со мной водиться хочется, и с классом портить отношения не резон. Вдобавок ко всем бедам, у меня стремительно ухудшается зрение, и с пятой парты, где сидим мы с Соней, я почти ничего не вижу. Обстановка в доме не располагает к вдумчивым занятиям. Я нахватала троек и провалила контрольную по химии (предмету Инги). А как известно, классная дама оценивает тебя прежде всего по успехам на собственной вотчине.
Самый мучительный урок для меня – физкультура. С той спартакиады в Грозном ничего не изменилось. Только Снежана относилась к нам гораздо снисходительней, чем Свисток, который явно задался целью пополнить ряды олимпийской сборной и выжимает соки из всех без разбору. Такое чувство, что я поступила в секцию высшего спортивного мастерства, – это я-то, которая всегда стояла первой-второй с конца и застревала на «козле»!
Занятия на воздухе сменил баскетбол. Ужасный оранжевый мяч по-прежнему норовит угодить мне в голову, вызывая приступы идиотского смеха у окружающих. Каждый раз, когда у меня от боли наворачиваются слезы, гад Зайчиков говорит: «Привет из Грозного – бомбочка прилетела». И все ржут, словно он сказал невесть что остроумное. А в раздевалке – той роскошной раздевалке, что так обрадовала меня поначалу, – царит Барыгина со своим коронным: «Фу! Фу!» – и девчонки стараются отсесть от меня подальше. Неудивительно, что уже несколько раз я пропускала занятия.
А тетя Римма кричит: «За что тебе в Гр-розном пятер-рки ставили?!» – и смотрит с таким подозрением, словно за каждую свою пятерку я давала по рублю.
Вчера мы наконец дозвонились домой. Когда я разговаривала, почему-то текли слезы. Странно. Не так уж сильно я и скучаю…
Пронзительно, как свисток арбитра, заверещал телефон. Я оторвалась от созерцания снежинок и нехотя сняла трубку.
– Дядя Бор-ря уже пр-ришел?
– Да, – сказала я.
– Он пьяный?
– Не знаю, – сказала я.
После короткой паузы допрос возобновился.
Тетка и на расстоянии держит дом под контролем. Роль стукача по умолчанию возложена на меня, но я с ней плохо справляюсь. Во-первых, никогда ничего «не знаю» об Алининых делах (на собственные же и вовсе амнезия). Во-вторых – хотя тетя Римма никогда в это не поверит – я действительно не знаю, пьян дядька или трезв. Пьяных я видела вблизи всего два-три раза: они буянили, сквернословили. Дядя Боря сидит в своем кресле тихий-тихий, умиротворенный, и мне кажется, что это – прямое следствие того, что по дому не звучит голос его супруги.
Очень скоро я поняла: если кто и может повлиять на тетю Римму – только ее сын. По субботам во время кухонных бесед Андрей терпеливо сносит все ее наскоки, жалобы, злословия, откровенные глупости, раздражающий смех – и мягко пытается наставить мать на путь истинный. Вряд ли даже ему это когда-нибудь удастся, но тетка, по крайней мере, его слушает. А остальные члены семьи, включая Мими и Машку, в это время отдыхают.