Идущие. Книга I - стр. 66
Тут вообще уже деревьев не было – один высохший валежник и вереск, да ещё солнце, въедливо ощупывающее землю. На ровной песчаной проплешине у одного пологого края лежало побелевшее от времени бревно. Лучик подошла к нему и села, закинув ногу на ногу.
«Иди сюда, Курт», – позвала она.
Он прошёл по валежнику, хрустя ветками, сел рядом и протянул Лучику горсть собранных ягод.
«Любое зрелище лучше, когда есть еда».
Она взяла и поблагодарила.
«С тобой не пропадёшь. Добытчик…»
Он улыбнулся – польщённо и смущённо.
«Спасибо на добром слове… Ну, где он, твой волшебный город?»
«Прямо под нами», – и Лучик указала рукой.
Город вставал из зелени, чисто вымытый, яркий и близкий, со всеми его острыми крышами и похожей на устремлённый в небо палец ратушей, и Курт, вдруг узнав его, вздрогнул и выронил землянику в песок. Курт никогда не видел его так, вживую сверху, но видел снятые с аэроплана подарочные открытки-фотографии: в книжной лавке по соседству с его домом был целый прилавок с подобными. «Любимый наш город». Его родной город. Пока он тут две недели хандрил…
Где-то там должна быть мама.
Он вскочил было на ноги, но тут же снова рухнул в песок, давя коленями рассыпанные ягоды. Попался, сдал себя. Придурок! Сейчас она поймёт, что кто-то здесь не совсем непомнящий. Впрочем, она же сама не помнит, ничего не помнит, никого, и его – но, может, так же, как и он, притворяется? Маленькая рука легла ему на плечо.
«Ты чего?» – испуганно спросила Лучик, опускаясь рядом.
«Это мой город, – не в силах сдержаться, забормотал он. – Ты представляешь, это мой родной город… – и сделал жалкую последнюю попытку как-то исправить беду. – Я, наверное, спятил. Почему я так его назвал?»
В окрестностях его родного города спокон веков не было ни одного холма.
«Потому что он необычный, – Лучик обняла его за плечи, а он дико смотрел ей в глаза. – Подстраивающийся. Оборачивается для каждого определённой стороной. Теперь мне это ясно. Я ведь тоже увидела… кое-что родное. Я хотела привести сюда другого, незнающего человека, чтобы понять, что мне сказала по поводу города рыжая: „Под этими холмами – самая большая дверь из существующих“. Чтобы сравнить то, что вижу я, и то, что видит другой. Прости, мне кажется, я сделала тебе больно…»
«Карточка, – продолжал мямлить Курт в пустоту. – С таким же видом. Фотографическая карточка, открытка. Стояла на столе. Наверное, мне надо сказать об этом доктору. И пусть наругает, что лазил на холм, за яблоню-то уже отругала… Дверь? Что за дверь?»
Позади них затрещал и захрумкал валежник.
«Капитан, – сказал голос рыжей. – Ну, как я и думала».
Ветки заскрипели опять. Курт скосил глаза – мелькнуло клетчатое.
«Дверь, – произнёс Капитан, подходя ближе. – Это такое пространственное искажение. Хотя правильнее называть его пространственно-временным. Бывает рукотворным, а бывает самопроизвольным. Существует для того, чтобы через него ходить или просто смотреть. В последнем случае именуется ещё окошком, а обобщённо они все – прорехи. Да, видимо, придется выдавать информацию более крупными дозами… Дети вы любопытные».
Куратор поднял обоих на ноги и отряхнул от песка. Рыжая держала в охапке их халаты.
«Назад мы пойдём другим путём», – объяснила она.
«Курт, у тебя из-за меня теперь на коленках пятна от земляники», – огорчённо сказала Лучик.