Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да… - стр. 41
Низ спуска тонет в ночной темноте проколотой далёкой лампочкой над воротами казарм школы новобранцев.
Когда на излёте санки останавливаются, берёшь обледенелую верёвку, что продета в две дырки на носу у санок и топаешь обратно вверх.
С приближеньем к свету фонаря в конце подъёма, из обочинных сугробов тебе начинают подмигивать несчётные живые искорки, и с каждым шагом уже другие.
А толпа наверху готовится устроить паровозик – увязывают верёвки санок за спинки предыдущих, и вот уже единый караван, мешая визг и вопли со скрипучим хрустом снега, укатывает в темноту…
В какой-то момент я, как, наверное, тысячи других мальчиков, сделал то, чего никак нельзя делать, и нас тысячу раз об этом предупреждали, но передок санок в свете фонаря переливался до того манящим множеством морозных искорок, что я не удержался и лизнул его.
Как и следовало ожидать, язык прикипел к железу, пришлось отдирать со стыдом и болью, и с надеждой, что никто не заметил такой глупости от такого большого мальчика…
Потом возвращаешься домой, волоча онемелыми от холода руками верёвку санок, и бросаешь их в подъезде возле двери в тёмный подвал, а дома мама сдёргивает с тебя варежки с бисерной ледышкой на каждой из ворсинок их шерсти, и обнаруживает задубело белые кисти твоих рук и выбегает во двор – зачерпнуть снега в тазик и растереть твои ничего не чувствующие руки, а потом велит держать их в кастрюле, куда льётся холодная вода из кухонного крана и к ним медленно начинает возвращаться жизнь; и ты скулишь и ноешь от иголок нестерпимо пронзительной боли в негнущихся пальцах, а мама кричит: так тебе и надо! тоже мне – гуляка! так тебе и надо, горе ты моё луковое!.
В ответ ты можешь только ойкать языком ободранным об морозную железяку, но уже не сомневаешься, что всё будет хорошо, потому что мама знает чем и как спасти тебя…
После каникул Серафима Сергеевна принесла в класс газету «Пионерская правда» и целый урок читала оттуда что такое коммунизм, который Никита Сергеевич Хрущёв только что пообещал построить в нашей стране через двадцать лет.
Когда я принёс домой радостную весть, что нам предстоит жить при коммунизме, где в магазинах всё будет бесплатно, родители переглянулись, но не спешили разделить мои восторги.
Я не стал больше приставать к ним, однако, в уме высчитал, что с наступлением коммунизма мне исполнится двадцать семь лет – не очень-то и старый, успею пожить на всём бесплатном…
К тому времени всех учеников нашего класса уже приняли в октябрята, для этого события к нам приходили взрослые пятиклассники и каждому из нас прикололи на школьную форму значок – пятиконечную алую звёздочку с круглой рамочкой в центре, откуда, как из медальона, выглядывало личико Володи Ульянова с ангельскими локонами в раннем детстве, когда он командовал своей сестричке: «Шагом марш из-под дивана!»
Потом он вырос и стал Владимиром Ильичом Лениным и про него написали множество книг…
У нас дома появился проектор для диафильмов: угловато-коробчатое устройство с трубкой носа, куда вставлены стеклянные линзы, и с набором пластмассовых бочоночков для хранения тугих тёмных свитков диафильмовых плёнок – про того же матроса Железняка, или про умную дочку подпольного революционера, которая догадалась спрятать типографский шрифт для печатания листовок в кувшине с молоком, когда к ним домой среди ночи нежданно нагрянула полиция с обыском.