Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да… - стр. 4
Простые истины неоспоримы, неизбежны.
Никакие трудовые подвиги и «пахота» на стройке, сопряжённая с частичными обмороженьями кожного покрова, не снимут неотменимой неизбежности следующего раза, не предотвратят момент, когда вместо «не надо!» она начнёт приноровляться к особенностям интерьера в салоне ГАЗ 24.
Верно подмечено: минувшей радости не воскресишь воспоминаньем, а горе вспомнится и – боль уж тут как тут.
Бежняжка, как тебя колбасит даже и здесь, на берегу Варанды, за тысячи километров от тесной спальни, за миллионы запечатлённых мигов, передающих друг другу эстафетную палочку – «я»…
Но чтоб ты знал, достолюбезный «я», лечиться надо тем же, от чего и занемог.
Простая истина тебя пришибла?
Дак вышиби её не менее простым клином!
Мысли шире. Переходи от «я» к «мы».
Мы ж ведь кто такие?
Припудренное, подбритое и всячески приукрашенное, согласно требованиям текущей моды, стадо приматов.
А в стаде, как ни крутись, приходится жить по его правилам, неоспоримо непреложным, как закон гравитации.
Незнание закона не освобождает от неизбежности его применения.
Вот и утешься этой простой истиной, утрись и жди – авось рассосётся тягостное мозженье в яйцах.
…однако, что-то меня заносит, при дамах об таком не принято…
Начну-ка я, лучше, заново…)
Здравствуй, дочка
Хоть наша встреча живьём не убедила тебя отбросить корректное «Вы», я всё же продолжаю фамильярничать и звать тебя на «ты».
Позавчера, согласно плану, о котором писал тебе в своём email’е, далеко уже зáполдень поднялся я к прославленному долгожителю Карабаха – двухтысячелетнему платану вблизи необитаемой деревни Схторашен.
Жара стояла августовская, подъём – хоть и по уезженной грунтовке – крутёхонек и задолго до появления древо-гиганта, взгляд самопроизвольно устремлялся вперёд и вверх: где ж он – родник, обещанный всеми, кто уже посещал это место?
В Карабахе родники обустраиваются на один манер: каменная стенка ограждает длинное корыто из тёсаных плит; в правом конце она под прямым углом сходится с короткой – по ширине корыта – стенкой, в которую вмурована округлая каменная чаша для жаждущих людей; струя родниковой воды, из железной трубы в той же стенке, с журчаньем наполняет чашу и через край спадает в глубокое корыто водопоя, чтобы в дальнем его конце вытечь наземь, а там уж – под уклон, куда придётся.
Но утолить жажду из родника, что так манил меня на долгом подъёме от придорожной закусочной у повороте шоссе в Кармир-Шуку, мне так и не удалось, потому что я нарвался на матаг.
( … в армянском языке есть два потрясных, по глубине и силе, выражения: «цавыд таним» и «матаг аним».
Первое из них дословно означает: «я понесу твою боль». Ровно два слова, а сколько красоты и философского смысла.
Второе выражение это, типа как, обязательство принести благодарственную жертву – матаг.
Матаг (последняя буква произносится с украинским прононсом, как в слове «годi») есть жертвоприношением по случаю благоприятного исхода.
Например, если кто-то из близких очень болел, но выздоровел, или упал с машиной в пропасть, да жив остался, значит пора делать матаг.
Для матага годится любая живность, начиная от курицы и до барана, учитывая тяжесть грозившей беды и зажиточность жертвоприносителя.
И мясом жертвы нужно поделиться с родственниками и соседями; иначе это не