Художники - стр. 26
Олег взвыл как раненый зверь.
Я в страхе застыла. Что я?.. Его крылья покачнулись, что-то запружинило. Стихло.
– Делай, – сквозь зубы позвал он. У меня на глаза навернулись слезы.
Я начала тереть кожу, как будто огонь добывала.
Олег, не выдержав, снова заорал.
Мне стало плохо.
Господи, ему же плохо! Как же он терпит… Я терла, а буквы не сходили – только очень медленно под покрасневшей кожей.
Послышался хруст.
Рука Олега расслабилась. А потом он завалился вперед телом, чуть не шмякнувшись в еловую подстилку. Я еле успела его подцепить.
Крылья остались стоять.
Я в отвращении смотрела на эти уродливые кости. Олег не дышал, или мне так казалось. И очень хотелось плакать, но в голове, вместо слез, вертелась одна мысль – «Ненавижу. Ненавижу»…
Я не выдержала тяжести его тела.
Всегда наступает такой момент, когда не хочется слушать. Прежние аудиозаписи надоедают, нового не находится. И ходишь, как рыба на берегу.
Однажды меня очень зацепило песней. Это не было откровением, но почему-то так зацепило, что не глядя, я отправилась на группу. Молодцы же ребята.
Второй раз они выступали в «Форум Холле» – помещении масштабнее и краше: везде были синие подсветки, еще немного фиолетового, горела со сцены надоедающая иллюминация, которая резала глаза всякий раз, как в песне случались биты.
Но я была в восторге. Не знать кучу песен – это так круто. Качаешься в волнах толпы, подчиняясь всеобщему азарту, прыгаешь выше и наступаешь другим на пятки. Тебе давят носки.
А вокруг только шум, праздник толпы, слэмщики грозят сломать челюсть…
Я, хлипнув носом, повела ухом на птиц, которые чирикали где-то в елях. Это, наверное, значило у них, что все спокойно.
Олег не подавал знаков, и я уложила его помягче, а сама уставилась перед собой, ничего не желая делать. В голове была какая-то каша и пусто. Вот так, отчего хотелось просто сидеть, застыв, или переключившись на другое дело. Чтобы смыло все. Но переключиться я не могла.
Мне почему-то подумалось разжечь огонь. Но идея была глупа, да я еще не желала двигаться. Наверху только мотало ели, а драконы куда-то ушли.
Я не сразу поняла, что кручу в голове один и тот же мотив. Все казалось таким далеким, будто за пару часов мне прибавило несколько лет.
Однажды в детстве я читала сказку…
Я посмотрела на персонажа, чья одежда была еще в крови, запекшейся безобразным кружевом. Вот если бы он показал… Наверное, я ждала, что он мне скажет, что делать. Что дальше придумывать, как поступить. Я чувствовала себя самым обидным ничтожеством, ничего не умела…
Страницы мне шептали сладко-сладко.
Я вдохнула, перевела взгляд на небо. Вот заткнитесь, птицы. Что же у вас все так хорошо?
Посмотрев в их сторону, я различила в глубине елей яркие пуза.
Снегири, глупо чирикая, зырили на меня в упор.
Что это? Они знакомые.
Зайдешь ты в лес, и различишь во мгле,
Как стая снегирей чирикает тебе.
У меня сдавило страхом горло. В этих бусинках, глупых глазах, я видела неведение будущей участи.
И к горлу подкрался беззвучный страх:
Дракон решил гнездо свить в тех лесах.
Я в ужасе глянула вперед. Они не на небе, нет. Это не драконы.
Их жизнь была бы безмятежна – птичья.
Но сам дракон явился…
Это волки. Черные кристаллы глаз смотрели на меня. Звери нюхали воздух.
Я чуть не закричала.
Волки почуяли – черт! – двое из них ускорились рысью.