Художники - стр. 28

Белые крылья. Они почему-то были белыми.

Взглянув на солнце, Гвим забыл прищуриться, отчего долгое время пространство вокруг было все в пятнах.

Когда же темень рассеялась более-менее, он уже был на базаре и – как это у него всегда получалось? – с карманами, целыми монет, не крадеными, но и не сворованными у него.

Он улыбнулся милой девушке в проходе.

«Когда солнце перестанет жарить, снег пойдет».

Это незамысловатая пословица, которую все уже произносили – от мало до велика – с легкой потерей смысла, относилась не к погоде начинающейся весны, а к красоте племянницы-принцессы: многие стали сравнивать ее со снегом. С каждым днем все печальнее, только не улыбка. На принцессу хотелось смотреть долго-долго. Впрочем, сейчас эта пословица вполне могла подходить и к погоде дня.

Гвим разложил палатку, выставил товар и свистнул, чтобы обернувшиеся на звук беспризорные мальцы, сами доделали за него остальное. Грязные малявки набежали, их тут же стал отгонять охранник, а потом, через какую-то минуту, подошли и покупатели. Вот что значит эффективная реклама.

Гвим охотно показывал товар. В какой-то миг девушка, которая улыбалась ему получасом ранее, снова возникла в поле зрения, опустила ресницы и скрылась. Гвим тоже чему-то улыбнулся, но, какие бы мысли ни были у девушки в головке, он за ней не пошел. Не потому, что товар не на кого было оставить. Просто не пошел.

Одна из покупательниц на зуб проверила пряник. Он ей показался черствым.

– И вы такое смеете продавать!

– Не хотите – не берите, – миролюбиво ответил Гвим и убрал обслюнявленный пряник за спину. Мальцам отдаст.

– Так вы разговариваете с покупателями?!

– Что же мне сделать, если вам товар не нравится?

Женщина захотела еще повозмущаться, но ее отогнали другие. В конце концов, Гвим был уже на этом рынке давно, и репутация на него работала.

К вечеру он набрал полные карманы денег, а остатки выпечки, общупанной недобросовестными покупателями, отдал беспризорникам.

– Спасибо, дядя Гвим! – говорили они, и парень с улыбкой шлепнул по рукам того, который все-таки попытался забраться ему в сумку.

Через час он был в таверне.

– Выручка?

– Как после ярмарки, – ответил Гвим волосато-усатому светлому русу, который, хрюкнув, облил усы пеной.

– Не нравится мне ситуация с регентом, – покачал головой рыжий, второй день ходивший сосредоточеннее тучи. – С этим надо что-то делать.

– Уж не переворот ли ты задумал? – тихо спросил Гвим и мельком глянул, по начинающейся привычке.

– Да уж что там, – так же тихо сказал рыжий Феб. – Пусть творит, что хочет. Но вот вестники. Неспроста они клювы сюда суют.

– Вестники охотятся не за нами, ну и оставим это дело, – произнес Гвим, думая.

Феб покачал головой и поцокал.

– Не наше дело, а глаза они раздражают. Да и когда ты помнишь, столько вестников было? Это же от Вольха, всегда все от власти идет.

– Их пускает – Вольх?

– Их развелось из-за Вольха, – скрестил на груди руки Феб.

Светловолосый Женк рядом хрюкнул. Снова, и поставил законченную кружку на столик. Зачем-то стал завязывать сзади волосы.

– И что это значит? – поднял брови Феб.

– Я поперхнулся, – сдавленно сказал Женк и отпустил длинный хвост.

– Предлагаю, не соваться, – произнес Гвим.

– Считаешь, мы ничего не сможем сделать? – сказал Феб с вызовом.