Хрущевка княжны Соколовской 2 - стр. 2

Я прикусила губу, осознав, что попалась. Что ж, переобуваться в прыжке и утверждать, что я «вовсе не это имела в виду», уже поздно.

– Всем людям в той или ной степени свойственно желание трудиться и творить. Реализовать его – потребность и да, она должна быть таким же неотъемлемым правом, как право на жизнь и безопасность, – кивнула я и спрятала раздражение за чашкой чая.

– Практика показывает обратное, – продолжил настаивать Тарковский, а я все еще не понимала, на кой черт он вообще завел эту беседу? – Дамам из высшего общества, например, никакая страсть к труду явно не свойственна.

Князь замолчал и взглянул на меня испытующе. Я не удержалась и фыркнула в кружку: тоже мне аргумент.

– Разве? А как же бесконечные перемены нарядов, балы и приемы, благотворительность, налаживание дружеских связей, полезных супругу или детям? По-моему, в рамках дозволенного дворянки делают все что могут, и даже больше. Конечно, многие из них сублимируют жажду деятельности, гоняясь за новыми фасонами платьев и сплетнями, но лишь оттого, что подвержены общественным стереотипам больше, чем некоторые их подруги, – выдала я.

Подняв взгляд на князя, вдруг поняла, к чему он затеял эту беседу. Подавила желание выругаться и прикусила кончик языка, наказывая себя за глупость.

Ну ладно тот журналист на собрании – он плохо знал меня и в целом интеллектом не отличался. Он не догадался, что «Эхо» – это я. Но Тарковский, который за несколько недель совместной работы прекрасно изучил мою манеру говорить и писать, и изменения в характере видел из-за того, что мы сидим буквально за соседними столами – он то обо всем догадался.

Владислав, очевидно, заметил мой страх. В его взгляде искрился смех, хотя лицо оставалось совершенно серьезным.

– Не волнуйтесь, я никому не расскажу, – заверил меня он.

Я медленно выдохнула, расслабляя плечи. Да что за идиотская привычка держать спину так, будто кол проглотила, когда нервничаю? Явно принадлежит Маргарите, не мне.

– К чему же тогда все это? – я подцепила маленькой ложечкой край пирожного, которое все же решилась взять на сдачу. С учетом моих утренних пробежек, на талии оно вряд ли отложится.

– Во-первых, мне стало любопытно, – улыбнулся князь. – Во-вторых, я хотел бы немного помочь вам в вашем занимательном начинании.

С чего бы?

– Разве не вы утром сказали, что я выставила вас подлецом? – настала моя очередь саркастично изгибать бровь.

– Так и есть, однако вынужден признать, что вы поступили как честная девушка, – не выдержав моего взгляда, Тарковский отвернулся и устремил взгляд в окно, на хмурое осеннее небо.

Вот это да! Он только что признал, что неправ. Нелегко, должно быть, расписываться в этом перед какой-то нищей пигалицей вроде Марго. Наверное, надо бы поощрить этот искренний душевный порыв? Нам обоим будет лучше, если недопонимание останется в прошлом. И хоть гнев еще не утих до конца, я решилась сделать ответный шаг к примирению.

– Чем же вы можете мне помочь? – уточнила я, видя, как во взгляде князя разгорается азарт.

Остаток обеда мы потратили на обсуждение моих материалов. Тарковский посоветовал несколько более авторитетных изданий, которым подойдут мои заметки, и несколько книг по социологии, о которых я прежде не слышала. Мысленно прибавив их в стопку литературы на домашнем столе, я едва не застонала.