Хроники порочных королев. Лаура. - стр. 14
- Нянечка, - простонала я, подползая к ней поближе и чувствуя, как она гладит мои волосы, прижимая к покачивающейся груди.
- Ну что ты снова, как маленькая… Поди уже два года траур относила… Пора снимать… Как будто я слепая и не вижу, что здесь вчера было… Любил он тебя… Всегда любил… Даже поболе, чем жених твой законный… Не боись! Никому ничего говорить не буду! Чай не сплетница- кухарка… Вот поэтому и пришла заместо твоей служанки, чтобы разговоров поменьше было…
- Больно, - я прижалась к ее груди, вдыхая запах лаванды. Она всегда пахла какой-то пряной горечью. Я не знала, чем пахнет моя матушка, не знала, чем пахнет отец, но всегда могла отличить запах кормилицы.
- Это всегда в первый раз так… Потом уже с охоткой… Коли мужик нормальный. А коли мужика нет, то тосковать начинаешь… Чувствуешь, что хочется, аж внизу все переворачивается, как оладушек. Жаркий такой, сладкий, словно медом намазанный… - усмехнулась кормилица, пока я вдыхала горьковатый запахи успокаивалась. – Даже жрицы в храмах, в которых принимают девственниц, могут научить любую таким вещам, о которых явно не боги нашептали!
- Мне так стыдно перед Анри, - прошептала я, чувствуя ее руку на своем плече. – Я предала его…
- Да что там стыдиться? – усмехнулась кормилица. – Помер он… Куда уж… И так траур по нему два года не снимала! Он ведь не придет, не приголубит мою девочку…
- Не говори так, - взмолилась я, когда меня прижали к груди. – Я прошу тебя…
- А что не правда? Все так и есть… Никто оттуда не возвращался… Вот попадешь туда… Сейчас я тебя научу, как меня матушка учила. Попадешь, говорит, туда, где все покойнички, поставишь руки в боки, и как только рот свой откроет, ты ему как зарядишь: «А на кого ж ты меня покинул? Что ж ты оставил меня одинешеньку?». Вот там и разберетесь! А здесь живые… с ними нужно разбираться… - слышала я голос кормилицы. – Ну, полно, вставай!
Она помогла мне одеться и умыться. Такое больше не повториться никогда! Никогда и ни за что!
- Там девку привели… Мужу своему законному изменила… Чуть камнями не забили… Еле живая… Стража волоком тащила… - кряхтела кормилица, шнуруя мой корсет. – Опять черное… Да что ж такое!
- Клянусь тебе, любимый, - прошептала я, когда кормилица вышла за дверь. – Такое больше никогда не повториться… Я предпочту умереть, чем терпеть такие муки и надругательство!
Я приложила пальцы к губам и оставила влажный след на засохшей краске нарисованных губ. Я знаю каждую их черточку, каждый штришок, каждую маленькую деталь, которая отзывается в моем сердце безграничной нежностью.
- Клянусь тебе, - твердо заметила я, вскидывая голову и выходя за дверь. Почему-то мне казалось, что все знают… Эти взгляды, эти лица… Знают, но молчат… Мне становилось так неуютно, словно меня облили грязью и выставили на посмешище всем.
- Где девица? – сурово спросила я, и тут же увидела ее несчастное тело с кровавыми следами, лежащее у подножья трона. За ней шла целая толпа.
- Вот! Полюбуйтесь! Развратница! – крикнул некрасивый бородатый мужик. – Опозорила меня перед всеми! Как мне людям в глаза смотреть! Хотели сразу камнями прибить, чтобы блуд свой распространяла, а стража повелела во дворец тащить. Ну что ж, милостивая матушка наша, судите...
- Застукали ее на сеновале! – выкрикнул кто-то из задних рядом. – Шел я, слышу стоны… Ба! А там она со своим полюбовничком шорохается!