Хроники порочных королев. Лаура. - стр. 16
- Мы обыскали все! Мы обыскивали каждый дом! Днем его видели на площади, разбрасывающего листы. Молодой, кажется… Мы за ним, а он по крышам! Прячут его! Мы все подвалы пересмотрели, все чердаки, а он как растворился! Патрули ходят повсюду, но его никто не видел! – отрапортовал начальник стражи.
- Ищите его! – приказала я, чувствуя, как сжимаю в руках бумагу. – Мне нездоровится, так что прием окончен!
Мне вежливо поклонились, покуда я шла в свои покои. Мне нездоровилось.
- Что с вами? – прошептал Энцо, глядя на меня преданными глазами. – Опять плакали всю ночь? Я не знаю, как вас утешить или развеселить… Я стараюсь, но у меня плохо получается… Увы, я – не придворный шут… Неужели я стал петь хуже? Или музыка у меня стала другой? А, может, вам не нравятся слова?
- Энцо, - я посмотрела на него, глядя краем глаза, как слуги открывают передо мной дверь. – Ты поешь все так же! Мне просто нездоровится! Оставь меня!
Дверь с грохотом закрылась, а я услышала недовольное: «Поди прочь, певец! Королева не хочет тебя слушать!». Раздевшись, я легла в свою постель, накрываясь одеялом.
- Анри, - прошептала я, чувствуя, как моя рука тянется к низу живота, в котором что-то сладко начало вздрагивать, не смотря на боль. – Анри… Как бы я хотела, чтобы ты обнял меня… Как бы я хотела, чтобы это был ты…
Я чувствовала прилив стыда в тот момент, когда мой палец лег на тот самый, скользкий бугорок. Одно прикосновение вызвало какую-то странную теплоту, которая разливалась по телу невидимыми сладкими волнами.
- А… Анри, - прошептала я, сгорая от стыда. – А…
Я чувствовала, как мой палец неловко скользит, а потом становится липким и влажным. Я судорожно сжала колени, чувствуя какой-то невероятный приступ нежности, от которой таяли все острые грани. В расплывчатой комнате мне казалось, что я вижу любимого в белой сорочке. Я вздрагивала, чувствуя, как из губ вырывается ветерок прерывистого дыхания в тот момент, когда представляла, как он меня целует… Я начинала задыхаться, представляя, как он опускается все ниже и ниже, скользя поцелуями по моему телу, чтобы осторожно развести руками мои колени… Мне казалось, что я умираю, и мне не хватает воздуха. Я жадно глотаю его, чувствуя, как судорогой сводит все тело, но не могу остановиться. Моя рука легла на грудь, которая все еще болела, а я нежно гладила ее, поднимаясь к какой-то невидимой вершине. Я видела любимые глаза, чувствовала, как пересыхают губы, жадно просящие поцелуя, как в белом мареве мое тело сводит страшной и сладкой судорогой, но в этот раз я не видела цветов… Лишь темноту. Мне казалось, что меня окутывают теплые волны, ласкают меня и успокаивают, заставляя медленно тонуть в пучине чего-то необъятного и терпкого…
- Ан… ри, - прошептала я, почти не слыша своего голоса. Я лежала, чувствуя, как сердце все еще бешено стучится в невидимые двери, за которыми спрятался тот самый волшебный сад, как пульсирует рука, а тот самый скользкий бугорок набух и сочится липким и теплым… Мне казалось, что я лежу не на подушке, а в объятиях любимого, что в этот момент он любит меня так сильно, что мне просто хочется умереть от сладкого счастья и неги… Я свела колени, делая глубокий вдох, как вдруг послышался голос.
- Что! Не видите! Прихворала! А все потому, что клевещут на бедную! – слышались недовольные крики кормилицы за дверью. – Задушила бы этого поэтишку! Да за что вам платят только! Вон, какие телки отъелись! В доспехи не влезаете!