Хранители – перерождение - стр. 31
* * *
Сын мельника, скривившись в злобной гримасе, зарычал, схватил девочку за волосы и с силой бросил на землю. Больно ударившись, закрыв лицо руками, Лера заплакала.
Толстяк, злобно крича: «Будешь знать, как воровать, будешь знать, как брать чужое», подскочил к ней и стал со злорадством бить ногами, безжалостно нанося удары.
Она ревела, пыталась уворачиваться, кричала сквозь слезы, что не виновата, ей мама дала. Сын мельника не слушал, он показывал свое превосходство и вседозволенность, а ее слезы и крики только раззадоривали.
Народ притих, никто не хотел с ним связывать, зная его подлую натуру и то, что обязательно пожалуется отцу.
Я не смог наблюдать, как этот мерзкий толстяк топчет ее ногами.
Во мне вскипело негодование, тем более, как потом выяснилось, это действительно мать ей дала ту злосчастную булочку, причем заплатив за нее. Но тогда никто об этом еще не знал.
Сжав кулаки, наплевав на последствия, которые для меня могли быть очень тяжелыми, я подскочил к нему и врезал кулаком в глаз. От неожиданности и сильного удара толстяк грохнулся на свой толстый зад, закрыв его руками.
Солнце уже клонилось к закату, пришло время ужина. Работу я закончил, коней напоил, накормил, стойло вычистил, отряхнув одежду, ополоснул руки. В этот момент на конюшню вошел управляющий с двумя помощниками. Брови сдвинуты, сердитый взгляд, зыркнул по сторонам, увидев меня, указал кнутом, который держал в руке. Я замер, сердце учащенно забилось, тут и без слов понятно, что дальше последует.
Двое мужиков, которые пришли с ним, ни слова не говоря, подошли и, грубо схватив меня за руки, потащили во двор. Я сник, о сопротивлении речи не шло, бежать некуда, да и все равно догонят, будет только хуже. Опустив голову, просто смирился с неизбежным и стал дожидаться своей участи.
Меня приволокли на задний двор поместья, где жил мельник. Кирпичный двухэтажный добротный дом, фасад окрашен в белый цвет, покатая черепичная крыша. Возле сарая находились два вкопанных в землю столба, сверху с перекладиной.
Когда привозили с рынка живого кабанчика, его в этом месте разделывали, подвешивая тушу по центру между столбов на крюки. Один был по центру перекладины сверху, второй торчал из земли.
Меня раздели догола, ноги привязали к нижнему крюку, а руки к верхнему. Зафиксировав таким образом, чтобы не дергался. Они растянули меня так сильно, что веревка врезалась в запястья, боль пронзила руки.
Я взвыл, но никто не обратил на это внимание. Мужики ушли, оставив меня одного, дрожащего от ужаса предстоящего наказания.
Ждать пришлось недолго, вскоре вновь появился управляющий. Он гнал всех пацанов, подталкивая некоторых в спину. Лица у ребят были угрюмы, они старались не смотреть на меня, потупив взгляды. Когда подошли, их выстроили передо мной в ряд.
Из дома вальяжно вышел хозяин и направился в нашу сторону. Рядом семенил довольно улыбающийся сынок с большим фингалом под глазом. Сзади шли двое мужиков, неся ведра с водой, в одном из них торчали очищенные от коры прутья. Я скосил глаза на эту процессию и нервно сглотнул, холодок пробежал по спине, там были розги.
Приблизившись, мельник подбоченился, презрительно оглядев меня с ног до головы. Оставшись довольным, как меня привязали, утвердительно кивнул. Рядом поставили ведра, и оба работника отошли немного назад.