Хозяин Седых холмов - стр. 25
− Седых холмов, − сказали они хором.
− Чего? − в хижину просунулась белобрысая голова. Разноцветные глаза прищурились. − Каких Холмов? Ты чего лопочешь, на дворе ночь-полночь! Всю общину перебудишь. С кем говоришь-то? Ваалто ушёл на гору просить улова − духи его слышат и дарят нам улов. Ты любишь рыбу? А икру? А ягоды какие любишь? У меня сушеная морошка в кармане. Хочешь?
Ледорез смухордился, а Марий рассмеялся. Виива же прошмыгнула в хибару и соорудила лежанку из расшитых подушек.
− Здесь заночую, − заявила девчонка. − Мне караулить тебя надобно.
− Это ещё зачем? − не удержался Яр.
− Как зачем? − искренне удивилась малявка. − Я выбрала тебя чистым мужем, а делиться ни с кем не хочу. Уж видала, как на тебя мохнатая Ливви посматривает. И Каанда-кривоножка, и Удда-поросячий-нос, и много кто ещё. Но ты − мой, и точка. − Она вытащила из отороченного мехом сапожка крошечный нож с деревянной рукоятью. − Пусть только попробуют сунуться − я их враз!
Она выразительно вжихнула грозным оружием.
− Какая боевая! − с улыбкой восхитился Полумесяц. − В кой-то веке можно спать спокойно.
Яр посмотрел на друга так, что слова не потребовались. Призрак фыркнул.
− Ищи себе другого мужа, − бросил Ледорез девчонке. − Наутро уеду.
Однако Виива совершенно не расстроилась. Наоборот, просияла.
− Ну и славно! − заявила, устраиваясь под боком. − Время терпит. Мне надо красных лун дождаться, иначе ребёночка не получится. Я − дочь повитухи. Разбираюсь в таком. А ежели здесь останешься, так вдруг не услежу, и бабы залюбят тебя до смерти. А так − уедешь, а я ждать тебя буду. Как раз подрасту чуток. Уговор?
Яромир шумно выдохнул. Экая пиявка! Хуже Преславы.
Он закрыл глаза и вздрогнул, когда детская ручонка по-хозяйски обняла его.
Вот же погань!
− Спи, не бойся, − прошептала Виива. − А я тебе сказку расскажу. Хочешь? Нет? Ну, слушай. Давным-давно, когда меня ещё мамка не родила, жил на севере уродец. Звали его Хасанайоно, что значит "достойный из достойных". Жил он − как все. Но однажды увидал Лютоморцев, что шли морем вдоль берега. Позавидовал им Хасанайоно: такие они были высокие и статные, с красивыми лицами. С тех пор Хасанайоно не находил себе места. Выл, точно волк, и скулил, как собака. Ругался всё время. Проклинал матерей, что легли под Последних, а однажды поймал и снасильничал молодую лютоморку. Назло снасильничал, чтоб родила она уродца и принесла в подоле родителям. Но лютоморка несчастная в родах померла, а сына произвела − загляденье: ни горба у него, ни шерсти, ни отростков. Только перепонки на пальцах да жаберки. Так и поняли Ущербные, как кровь от греха чистить. Но Хасанайоно того было мало. Не хотел он ни жены чистой, ни деточек. Хотел сам раскрасавцем стать. Таким, чтоб от одного взгляда у девок сердце в пятки уходило. Сказал Хасанайоно, что отыщет под скалами Вийпуна − древнего колдуна-великана − и потребует, чтобы тот дал ему красоту. Ушёл Хасанайоно из общины. Заблудился в горах и сгинул там. С тех пор никто о нём и слыхом не слыхивал. Сожрал его Вийпун. Как есть, сожрал. Вот и сказки конец... Ты спи, спи, чистый муж, − Виива громко зевнула, поёрзала, сворачиваясь калачиком и прижимаясь теснее. − Я покараулю.
Сон вышел мерзким. Аккурат по мотивам Виивиной сказки. Привиделось, будто безобразный горбатый страхолюд, с вывернутыми в обратную сторону коленями, сросшимися пальцами, обвислой кожей и выпученными, точно у жабьего царя, глазами, разложил на каменном ложе юную златокосую красавицу. Несчастная кричала, вырывалась, плакала, звала на помощь, а он... делал своё дело, грубо вбиваясь в хрупкое девичье тело. По бёдрам несчастной текла красная кровь. Она смешивалась с густым белым семенем и капала на алтарь...