Хозяин пустоши - стр. 7
– Они будут жить, Ди, – я подхожу ближе, беру её лицо в ладони и сталкиваю нас лбами. В этом соприкосновении больше, чем можно выразить словами. – Наши дети крепче и выносливее, чем ты думаешь. И гораздо сильнее, чем мы в их возрасте.
– Если бы я знала… – сдавленно шепчет она, взглянув мне в глаза. – Если бы я знала, во что ты превратишься… Я никогда бы к тебе не вернулась.
Каждое ее слово, как лезвие, заточенное годами молчания. Но я не злюсь и не защищаюсь. Я понимаю, потому что знаю и чувствую свою жену, как никто другой. Несмотря всю ее боль и накопленную обиду, мы давно проросли друг в друга, став единым организмом. Она может ненавидеть меня, но это чувство ничтожно мало по сравнению с тем, что нас соединило. Когда все закончится… мы не исчезнем, не растворимся в небытие, а продолжим жить в наших детях.
– Это ложь, Ди, но если тебе так проще принять свой собственный выбор, я не стану убеждать тебя в обратном, – погладив жену по мокрой от слез щеке, наклоняюсь к дрожащим губам. – Из Улья нельзя уйти. Им можно только владеть, а иначе… иначе владеть будут тобой. Я вознес нас на самую вершину, Ди. Туда, где никто и никогда не посмел бы причинить тебе боль.
– Ты сделал из нашей семьи мишень, превратив детей в инструменты для достижения нужной тебе цели в схватке с монстром, появление которого не смог предугадать, – с горечью бросает она.
– Послушай меня, они не просто изменят историю, они создадут ее заново. Исправят то, что не успели мы. Изменят все, что не получилось у нас. Они будущее, Ди. Только подумай – от наших детей зависит судьба целого мира.
– Который разрушил их отец, – отчаянно восклицает Диана, ударяя сжатым кулаком в мою грудь.
– Мы оба знаем, что все было не так! – сдвинув брови, я перехватываю ее запястье, не позволяя снова меня ударить.
– Я хотела, чтобы они были обычными детьми, – всхлипывает Диана. – Счастливыми, беззаботными и свободными. Я хотела им дать то, чего никогда не было у меня.
– Они никогда не были и не могли бы быть обычными детьми, – отрицательно качнув головой, я запускаю ладони в ее волосы, пропуская через пальцы светлые локоны.
Они такие же мягкие и шелковистые, как полвека назад, когда, будучи совсем ребенком, она плакала на моем плече, прячась от бесчеловечных мразей, устроивших костюмированную садистскую оргию в саду дома моей семьи.
– Ты понимала это с самого начала, Диана, – заключив ее в объятия, я упираюсь подбородком в белокурую макушку и с наслаждением вдыхаю обожаемый аромат. – Еще до того, как приняла решение стать матерью. Еще до того, как осознала, что жизнь вне Улья больше не для тебя.
– Незадолго до своей смерти мама сказала мне, что таким, как мы, нельзя размножаться. Она приговорила меня еще до того, как я родилась. Больше всего я боялась стать похожей на нее. Искалеченной, зависимой, одержимой местью и безжалостным монстром – моим отцом, – Диана прерывается, словно ей мучительно сильно не хватает кислорода. – Я боялась потерять себя и предать своих детей. И я потеряла…
– Это не так, Ди, – мягко перебиваю я. – Мы имеем право на все, что делает нас счастливыми. Вспомни, разве рождение наших детей не было для нас высшей формой абсолютного счастья?
– Ты снова говоришь о себе, о нас… Где в твоей пламенной речи место для Рины и Эрика?