Хороший, плохой, неуловимый - стр. 18
Зачем убийца забрал кольцо и серьги Лизы? Ради наживы? Скорее как трофей. Значит, где‐то должны быть еще жертвы, ограбленные и убитые таким способом.
Зачем он унес одежду жертвы? Уничтожил ли он, например, ее любимую толстовку с героиней «Метода», чтобы избавиться от следов своей крови? Лиза наверняка ранила его, когда сопротивлялась. Или он из тех, кто читает книги по криминалистике и боится, что мы найдем его сперму, сделаем анализ потожировых следов? Возможно. Но дорогое кольцо у него рука не поднимется выкинуть. Наверняка это трофей, который будет напоминать об убийстве – моменте, ради которого он живет.
Скорее всего, кольцо станет реликвией его семьи, будет торжественно подарено жене. Его в виде исключения разрешат примерить восхищенной дочке. И, глядя на них в этой обновке или исполняя супружеский долг, маньяк будет с новой остротой переживать мгновения своего всевластия, утверждения себя в вожделенной роли мучителя, чтобы изменить пережитый много лет в роли жертвы аналогичный ритуал насилия. Так кольцо Папки станет для ее убийцы символом триумфа, артефактом, вызывающим воспоминание о наивысшем наслаждении сексуального садиста – оргазме на фоне мучительного угасания покоренной жертвы. «Что ж, – зло решил Глеб, – полюбуйся красивыми вещами напоследок. Благодаря моим подаркам, серьгам и помолвочному кольцу я тебя найду. И убью».
Дверь в квартиру на седьмом этаже жилого дома издательства «Известия» на Кутузовском проспекте Гурову открыл хозяин. В жизни Станислав Стулов выглядел даже лучше, чем на фото. Комплект в стиле «старые деньги»: белая рубашка поло, бежевые льняные брюки и молочно‐серые мокасины – дополнял его внешность молодого Печорина.
– Вы легендарный Лев Гуров? – хмыкнул он, оглядев гостя. – И что стало поводом для вашего визита?
– Так и есть. Хочу побеседовать с вами об убийстве психолога Юлии Юнг, которую вы посещали на протяжении года.
– Разочаровали. Я уж обрадовался, что убили отца. И подозревают меня. – Он прошел в гостиную и налил себе виски. – Догоняйте!
Вскоре он плюхнулся в клетчатое кресло напротив Гурова:
– Прошу меня извинить. Уже утро, а я еще не пьян. Так что вы хотели? А! Юлия… Как психолог она была хороша.
– Говорят, у вас большой опыт в терапии.
– Достаточный, чтобы всех этих паразитов оценить.
Гуров поднял бровь.
– Да все просто! – с готовностью заявил Стулов. – Они – психологи, я имею в виду – делятся на три группы. Честные трудяги. Эти имеют базовое образование и нарабатывают опыт вечностью консультаций. Устают, эмоционально выгорают, сами сидят на антидепрессантах и выносят мозг своему супервайзеру в стиле: «Как же меня достали клиенты! Они считают меня помойным ведром для слива негативных эмоций. Я им говорю духовно расти, а они все варятся в своем болоте, все с теми же абьюзерами, все в той же роли жертвы… И весь этот бла‐бла‐бла‐бред». Вторые – выскочки из trust-fund baby. Посмотрели когда‐то «Окончательный анализ» с Ричардом Гиром и возомнили себя профи в поиске сексапильного краша из той социальной среды. У таких вся стена увешана сертификатами оклахомских вузов, в руках – записная книжка и перьевая ручка от Parker, на ногах – дорогие туфли. А в целом они дешевки. Готовы обои с клиентами выбирать, лишь бы подсадить на себя. – От сыщика не укрылась проступившая в этих словах брезгливость. – Дети нарциссов – их вечный хлеб. Такие за малейшее проявление ласки на все готовы. – Стулов сделал большой глоток. – Ну, и, наконец, глыбы.