Хороший, плохой, неуловимый - стр. 14
– Лев Иванович! – послышался с веранды сладковатый голос хозяйки. – Вы чай пить будете?
«На ловца и зверь бежит», – усмехнулся Гуров, спускаясь по лестнице вдоль шатких перил.
– Ленечка наш Юлю когда‐то любил, но инициатором отношений и свадьбы, конечно, не был, – тараторила бывшая свекровь Юлии Юнг Анна Федоровна, наливая Гурову крепкий чай, пахнущий чабрецом, эхинацеей, шалфеем и малиной. – Они здесь прожили пару лет, пока своей квартиры не было. Ну, и Юля привыкла работать на чердаке. Вы же видели: комнатка там убогая, маленькая. Но она как‐то пристроила свой магнитофончик, старый ноутбук, табуреточку. И потом продолжала приезжать, когда нужно было разобраться в сложном случае. Или просто привозила детей на природу, – ее пахнущая детским кремом для рук кисть гостеприимно указала на узбекское блюдо с поджаренным черным хлебом и горкой полупрозрачных кусочков огурцов и редиски, выращенных в просторной пристенной теплице, – а сама шла на чердак. Вы песочное печенье кушайте, кушайте. Я в тесто сухую лаванду кладу, а форму пуговиц рюмкой из сервиза придаю. Вырезаю кружочек водочной, – она кивнула на полный советского хрусталя сервант, – а потом намечаю бортик крышкой от пластиковой бутылки. Остается только дырки сделать соломинкой. Я их для детского сока на случай приезда внуков храню.
Она сложила руки на коленях и опустила голову, ожидая похвалы, как прилежная ученица, без запинки ответившая на вопрос учителя.
– А почему внуки после смерти матери не с родной бабушкой, а с чужим человеком живут? – Гуров надкусил печенье и сразу отложил. – Суховато, по‐моему.
– Ну, мы с мужем… – Улыбку стянуло с ее лица. Оно сразу стало настороженным, старушечьим и ханжеским. – Юля их так воспитывала, что нам с Ванечкой находиться с внуками было очень тяжело.
– Что вы имеете в виду?
– Ну… – Она нервно пододвинула к гостю абрикосовое варенье. – Вы берите. Это из прошлогодних запасов. Абрикосов много было. У нас персиковый сорт…
Суетливые слова застряли в ее горле, когда глаза встретились с почти безжалостным взглядом Гурова. Сыщик бессчетное количество раз видел таких людей. Они цеплялись за прошлые обиды, чтобы с чистой совестью бросить родных в беде в настоящем. Необходимость помогать, любить и заботиться вызывала у них неудобство. И единственное, о чем они думали сейчас, когда их внуки осиротели, – это о том, что нерадивая невестка, в одиночку растившая детей их ветреного сына, наконец перестала приезжать и сидеть у них на чердаке. Со смертью Юлии Юнг старики Чешевы наконец вздохнули среди своих абрикосовых деревьев спокойно и наслаждались едва наступившим летом, полезным салатом, пахнущим чесноком хлебом и свежезаваренным чаем на веранде. Когда чайник треснет, он просто станет еще одним горшком для желтых бегоний в длинном ряду на перилах. И жизнь опять потечет своим чередом.
– Юля распустила детей. – Анна Федоровна раздраженно откинулась на спинку ротангового кресла‐качалки, глядя на свой сад сквозь Гурова. – Все эти гаджеты, поездки по мастер‐классам с мамой и ее менеджером…
– Их крестной?
Она поджала губы:
– Какой‐то Жанной. Я не знаю ее. Мне было достаточно, что Юля с коллегой брали детей на бесконечные открытия музейных выставок, «Тотальные диктанты», кинопремьеры. Все это заедалось дрянью типа попкорна, вафель с трехэтажным мороженым, молочными коктейлями из будок на жаре… На завтрак детям – блинчики с голубикой… Школа не государственная.