Хорошая девочка - стр. 22
– Уборка – часть практики. Она воспитывает дисциплину, которая у вас напрочь отсутствует, Голицын. – Для Ника это звучит как вызов, судя по тому, как наливаются кровью его глаза. – У вас, безусловно, имеется талант, благодаря которому вы оказались здесь, Николай. Сделать тот проект, что вы мне сдали, на коленке за десять минут – многого стоит. И идеи у вас отличные. А вот исполнение хромает. В архитектуре нет места хаосу. Архитектура, повторюсь, это дисциплина. Без нее вам ничего не светит.
Голицын злится, поджимает губы. Желваки ходят, он нагло ухмыляется и качает головой. А еще выглядит так, будто папочка сказал ему, что Деда Мороза не существует. Зато Аполлонов даже не моргает лишний раз – холоден и строг, как всегда и даже больше. Сегодня мы на его территории, и он тут не просто напарник Зайца, а наш босс.
– Вы можете поучиться друг у друга, – продолжает он. – Анне не хватает вашей дерзости.
От его слов тот самый «взрослый архитектор» внутри меня возмущенно парирует, что я тоже дерзкая, но… ладно, кого мы обманываем.
– Вам же, Николай, недостает ее старательности и усидчивости. Эту практику вы сможете закрыть только вместе. Капитуляция одного – значит провал для обоих. Веники и тряпки в том шкафу, и будьте внимательны, тут есть приличные обрезки картона. Копейка рубль бережет, так что все пригодное для макетирования – сохранить.
Аполлонов указывает в угол с пустыми коробками и уже разворачивается, чтобы уйти, но застывает вполоборота.
– Ах да… – Он протягивает мне какой-то альбом. – За журнал посещений отвечает Анна. Один прогул, и практика закончится для вас обоих.
Я отмираю лишь с хлопком двери. Это было… мощно, что и говорить!
– Да кем он себя возомнил! – Голицын пинает пустые ящики изо всех сил.
Он что-то бурчит и бурчит себе под нос, делает пару кругов по периметру, после чего вдруг усаживается на стул, расслабленно опирается на спинку и вальяжно закидывает ноги на один из столов. Да-да, прямо в кроссовках, пусть и идеально белых, будто и не было дождя за окном.
БЕСИТ.
– И что это значит? – спрашиваю я, глядя на то, как Голицын пялится в телефон и демонстрирует полное безразличие к мусорной вакханалии вокруг.
– Что у тебя не так много времени на уборку. В семь у меня электричка. Еду тусить с телочками. – Видимо, и правда весь город едет тусить на неизвестную мне дачу. Роксана звала меня с собой, но такие трехдневные загулы – развлечение не по мне.
– Я не буду делать работу за нас двоих. Ты слышал Андрея Григо…
– Ти слисал Андлея Глигольевица, – дразнит меня. Боже, ему что, десять? – Не будешь делать? А у тебя есть выбор?
– К чему ты клонишь?
– К тому, что твоему ненаглядному будет очень интересно узнать, как ты пускаешь слюни на него с грифелем в руках. Перед… зеркалом. – Он усмехается, давая понять, что просмотрел альбом от и до.
Так, стоп! Если этот поганец мне угрожает, не значит ли, что он сфотографировал все рисунки? Это же еще страшнее. Одно нажатие кнопки – и они уже доставлены адресату дистанционно. Или, например, тысяче адресатов. Тысяче тысяч.
– Это шантаж?
Голицын выпячивает вперед нижнюю губу и взвешивает в голове ответ:
– Похоже на него.
– Нет. – Я вкладываю в это слово всю твердость.
Портрет – это просто портрет, Голицын ничего не докажет, разве что меня раскритикуют, что я плохо старалась. Моя обнаженная натура?.. Ну если он выставит ее напоказ, это будет низко. Такое никто не посмеет поддержать.