Размер шрифта
-
+

Холодные пески Техаса - стр. 36

- Я привык к послушанию, - говорит он, и тянет меня вверх.

- Отпусти! - наконец-то я прихожу в себя, хватаюсь за его кисти. – Я закричу!

- Давай! – он не отпускает, видя мои бесполезные попытки стать на ноги. Если бы я была в кроссовках или слипонах, я бы легко поднялась. Но каблук сместил центр тяжести, и я никак не могу выровняться. – Кричи! Сегодня здесь многие будут кричать.

- Мне больно! – я, наконец, выпрямляюсь, но Хоук наматывает мои волосы на свой кулак, и притягивает к себе. Слишком близко. Наклоняется, и говорит в самые губы. Тихо, едва слышно:

- Я люблю делать больно, - его глаза на одном уровне с моими. И, если в моих глазах он видит непонимание и страх, то в его я не вижу ничего. Холод безразличие.

- Я заметила! – толкаю его в грудь, но он даже не шевелиться. Словно у него отсутствуют любые рефлексы. – Отпусти, - повторяю, снова и снова толкая его. Но все, что я чувствую под руками – мышцы пресса и грудного пояса.

Он не реагирует на мое требование. Он просто достает телефон, и говорит:

- Машину, - одно слово, но сказано так, что вряд ли кто-то захочет ослушаться. Прячет телефон, и, не отпуская моих волос, делает шаг в сторону зала.

Кожа головы уже горит от его рывков, но я все равно упираюсь ногами, как могу, и хватаюсь руками за барную стойку.

- Отпусти! – уже кричу я. – Кто ты такой! Я заявлю в полицию! – он смеется, и сильно дергает меня. Равновесие снова потеряно, и я повисаю на своих волосах, ощущая, как часть из них вырывается из кожи.

- Я сказал, больше повторять не стану. Я люблю послушание. И тебя это касается, как никого другого, - он опускает руку и идет в зал, не обращая внимания на то, что я уже на коленях.

Мои руки снова на его больших кистях, и я впиваюсь ногтями в его руку. Но… я врач, и ногти у меня очень короткие, обрезанные практически до конца фаланги. И, конечно, он ничего не чувствует. Тогда я обхватываю его предплечье и пытаюсь подняться на ноги, но это все похоже на барахтанье рыбы, выброшенной из воды.

- Какого хрена! – кричу я. – Что происходит?! Отпусти! - но, чтобы я не орала, он не слышит, или делает вид, что не слышит. Громко играет музыка, стонут люди, кричат в пароксизме страсти женщины. И тогда я вспоминаю уроки безопасности в школе. Это была еще младшая школа, но память иногда может огорчать, а иногда и радовать. И я набираю в легкие как можно больше воздуха, ору, что есть мочи:

- Пожар!

Это срабатывает. Не знаю, как мне удается перекричать басы рок-композиции, но у меня выходит. Алекс замирает, а вместе с ним и люди, находящиеся в зале. А потом начинается паника, которой я и хочу воспользоваться.

Первой визжит какая-то женщина, и через долю секунду к ее воплям добавляется крик другой женщины. Ужаса добавляет дым, идущий из другого зала. Там он явно играет роль антуража, но здесь об этом не знают. Толпа полуголых людей бросается в сторону, где точно находится выход. Они сбивают друг друга, толкая и отшвыривая. Они ничего не видят – у них паника. Это дает мне возможность вырваться, оставляя изрядную часть волос в руке Хоука. У меня нет времени думать о том, что произошло, и что ему нужно от меня. Я вклиниваюсь в толпу, и бегу вперед, понимая, что только на улице я смогу попытаться убежать, и добраться до полиции.

Страница 36