Ходжа Насреддин и Посох Моисея - стр. 15
Паломники, несмотря на демонстративные восторги, кажется, тоже приуныли. Всем как будто стало стыдно за то, что серое скопище грязных домишек оказалось столь непохожим на воображаемое земное отражение Града Господнего – Небесного Иерусалима. Словно спохватившись, пилигримы торопливо крестились и натягивали дежурные улыбки. Как можно не возвеселиться, находясь в местах, где ходил Спаситель, апостолы и библейские пророки!
Грегсону тоже стало немного стыдно за свою бесчувственность, но вместо стихов Библии на память ему пришли слова суры «Аль Исра», повествующие о переносе Пророка (да благословит его Аллах и приветствует!) в город Иерусалим из Заповедной мечети в мечеть аль-Акса, окрестностям которой Аллахом даровано благословение.
Болтливый погонщик верблюдов, ранее бывавший в Иерусалиме, рассказал Грегсону, что война почти не задела город: он и до войны был таким же грязным и вонючим. Город небольшой – тысяч сорок жителей. Это если считать, как считают европейцы: людей вместе с женщинами и детьми. Народ здесь бедный, ибо заниматься ему особо нечем. Деньги в город привозят только паломники. Поэтому турки христианам здесь не только не препятствовали, но всегда всячески способствовали. Но потоку паломников сильно помешала война, отчего все местные жители и пострадали.
В старый город входили через крепостные ворота, которые на английской военной карте назывались Баб-аль-Халиль, а паломники называли Яффскими. Грегсон, повинуясь приказу своего майора, слез со своего мула и пошел пешком. Некоторые солдаты и офицеры из каравана последовали его примеру. Паломники бухнулись на колени и поползли по дорожной грязи. Вслух поминали Иисуса, который шел когда-то по этой самой дороге через эти самые ворота. Грегсон не стал разочаровывать невежественных верующих тем, что и крепость, и ворота – турецкие средневековые, и они ничего общего не имеют со старинной римской крепостью времен Иисуса.
Дальше стало только хуже. Внутри города двигались по узеньким запутанным улочкам среди печальных построек. Всюду нищета, вонь и неряшливость. Лица жителей – сплошь тоскливые. Это ли не юдоль скорби? Безумно захотелось вырваться из этой смрадной помойки обратно на горную дорогу и далее, в ставшую уже почти родной пустыню.
Аллах услышал молитву недостойного своего раба. Выяснилось, что проводник привел караван в центр старого города, как ему и было приказано, к русскому подворью, но не к Сергиевскому, где обосновалась английская военная администрация, а к Александровскому. Довольны были только паломники, сразу оттуда направившиеся к Храму Гроба Господня. Военным же пришлось выбираться из Старого города.
В поисках дороги немного заплутали в закоулках. Когда ехали вдоль ремесленных лавок, местные кузнецы нагло хватались за повод, тянули к себе, предлагая перековать лошадей и мулов, пока не получали удар плетью. Торговцы омерзительного вида нагло совали в лицо свои товары. Вокруг грязных уличных продавцов мяса и овощей жужжали полчища зеленых мух. Вонь стояла такая жуткая, что к горлу подкатила тошнота. Грегсон едва справился с тем, чтобы его не вырвало.
К счастью, за воротами на соседнем холме оказался квартал с приличными европейскими постройками. Стало возможным нормально дышать, тошнота отступила. Дома приобрели нормальные очертания. Караван достиг своего назначения перед прекрасным европейским особняком с готической башенкой, придававшей дому вид английского замка. Просторная территория обнесена высокой красивой каменной оградой и напоминала богатую английскую усадьбу. По двору сновали солдаты и офицеры. Над башенкой на высоком флагштоке гордо развевался Юнион Джек. После мерзостей старой части города роскошь казалось невероятной. Неудивительно, что британская военная и оккупационная администрация расквартировались именно в этой резиденции.