Графъ - стр. 24
Но она стояла и вызывала стихийное бедствие в груди своими прелестями.
«Расслабься, малыш, я тебя не трону. Только посмотрю и все» - решил Граф. А вслух сказал:
- Трусы тоже снимай!
Готово! Вот так бы по жизни все проблемы решались, как эта девочка сегодня. А она ещё и готовилась, по ходу. Только зачем же так старательно? Можно было чуть-чуть оставить.
- Ты зачем мою Эммануэль сбрила? Я хотел окунуться в глубокие юношеские воспоминания...
Как он в интернате, например, ночью вскрыл директорскую и устроил пацанам просмотр видеофильма с таким же многообещающим названием.
Пылающие щеки девчонки тоже были в курсе аллюзий. Значит, интересуется классикой, молодец. Только глаза закрыла, зачем-то и обняла себя.
- Думаешь, если ты меня не видишь, меня нет? Я смотрю на тебя. В следующий раз оставляй на киске немногжко, не люблю сфинксов. Руки от груди убери.
Глеб видел с каким трудом суставы ее слушались, когда она опускала руки и не знала, куда их пристроить.
Ладная девица. Самый сок. Грудь как у «дамы червей». Так в интернате пацаны называли одну порно-звезду, напечатанную на игральной карте. Эта карта, как продажная девка, кочевала из одной интернатской койки в другую, из юношеской фантазии в определенные взрослые предпочтения. Она передавалась из рук в руки в темноте, пряталась под подушкой. Прежде чем уступить ее товарищу, Глеб старался запомнить каждую деталь изображения неизвестной куртизанки и мечтал, чтобы она была только его. Не хотел он делиться. И вот, стоит копия. Один в один ниже шеи.
Обычно ниже сисек уже не смотришь. А тут смотрел бы и смотрел. Талия узкая, живот гладкий, плоский, нетронутый модой на кубики - побочным эффектом эмансипации. Свежейший стейк с кровью, десерт для гурманов. Такая или быстро бегает, или у неё очень высокие требования к потенциальному самцу. Иначе как ещё объяснить ее непорочность? Как уцелела? С такими-то бёдрами и ногами?
Света одной лампы не хватало, чтобы отогнать от неё все тени. Но это было даже хорошо. Тусклое освещение превращало все вокруг в сцену нуар-арт. Ей бы ещё чулки такие… на подвязках, а ему - сигарету и солодовый скотч со льдом в стакане.
- Потрогай себя там, поласкай, - попросил хрипло Глеб и взмок. - Ты же знаешь, как это делается?
Знала, знала. Не могла не знать. Но стояла, вытянувшись в струну, или из вредности или потому, что ее трясло до судорог.
- Лера, ты ведь не хочешь, чтобы это сделал я? Или хочешь?
Девчонка хныкнула, перестала терзать свои бёдра ногтями. Прошлась ладонью по гладкой коже к месту соединения ее красивых длинных ножек. Остановилась, будто ожидала дальнейших указаний.
- Лера! Пальцем в звезду! И покажи мне, какая ты мокрая.
Власть над страхом отключает рассудок. Логика Графа отчаянно ломилась в закрытые двери бессознательного. Был бы Граф хоть на сотую долю больше джентельмен, чем графИн, он бы мог остановить это. Мог. Но… «Зверь самый лютый жалости не чужд. Я чужд, так значит я не зверь.»
Она пошатнулась. Не открывая глаз, сделала пару шагов назад. Прислонилась попкой к торцу стола. Запрокинула голову, выгнулась. Тени ночи плотнее обступили ее силуэт, однако, главное он видел: пальцы ее несмело поглаживали бритый лобок, проскальзывали в борозду, разделяющую ее мягкие влажные дольки. Она слегка дотрагивалась до своей вкусной начинки и чуть-чуть сильнее, чем обычно, вздрагивала, вызывая такую же точно реакцию у него в штанах.