Гойя, или Тяжкий путь познания - стр. 28

Дон Мануэль сердито повернул голову.

– Ваше превосходительство, прошу вас, не шевелитесь, – бесстрашно приказал Гойя.

Герцог покорно исполнил приказание.

– Если бы мне сказал нечто подобное наш друг Мигель, я бы не удивился, – сказал он затем. – В ваших же устах это звучит странно.

– Мне эта мысль пришла в голову, когда вы удостоили меня чести присутствовать при вашем разговоре с доном Мигелем, – невозмутимо ответил Гойя, не прерывая работы. – Прошу меня простить, дон Мануэль, если я преступил границу дозволенного. Мне показалось, что я могу говорить с вами откровенно.

Герцог между тем понял, что торг уже начался.

– Я всегда рад слышать откровенно высказанное мнение, – произнес он уже более приветливым, хотя и несколько снисходительным тоном. – Я непременно обдумаю ваше предложение на досуге и постараюсь решить этот вопрос положительно. – И продолжил без всякого перехода, заметно оживившись: – Да, так вот, возвращаясь к упомянутой даме, об удачном портрете которой мы только что говорили… Вы, случайно, не знаете, в Мадриде ли она сейчас? Не доводилось ли вам встречать ее в последнее время?

Гойю забавляли эти неловкие попытки герцога окольными путями достичь своей цели. Полиция, как и Санта Каса, Святая инквизиция, неусыпно следит за каждым шагом каждого подданного, не оставляя без внимания ни единого помысла или поступка, и дон Мануэль, конечно же, был прекрасно осведомлен обо всем, что касалось Пепы Тудо и ее связи с ним, Франсиско. Вероятно, он даже говорил об этом с Мигелем.

– Разумеется, дон Мануэль, – довольно холодно ответил Гойя. – Я время от времени вижу эту даму.

Герцогу не оставалось ничего другого, как продолжить игру с открытыми картами. Усердно сохраняя заданную ему позу и не поворачивая головы, он сказал непринужденным тоном:

– Я был бы вам признателен, дон Франсиско, если бы вы как-нибудь при случае представили меня ей. Можете ей сказать, что я отнюдь не всеяден и неразборчив в выборе дам, каким меня выставляют мои враги, что у меня, напротив, горячее и верное сердце и я умею ценить подлинную красоту. На вашем портрете сеньора выглядит умной женщиной. С ней, без сомнения, есть о чем поговорить. Большинство женщин годятся только для постели, и уже после третьего свидания тебя начинает одолевать скука. Разве я не прав?

Мысленно Гойя разразился непристойнейшей, площадной бранью. А вслух сказал:

– Да, ваше превосходительство, философствовать можно лишь с немногими женщинами.

– Дон Франсиско, а что, если нам как-нибудь вместе весело и с пользой для дела провести вечер? Вы, прелестная вдовушка и несколько друзей, с которыми приятно поужинать, выпить вина, поболтать и помузицировать? – предложил дон Мануэль, отбросив уже все условности и недомолвки. – Если я не ошибаюсь, донья Лусия тоже знакома с нашей вдовушкой. Но только при условии, что и вы примете участие в этой вечеринке, дорогой мой дон Франсиско.

Условия сделки были обозначены с предельной ясностью: дон Мануэль готов был обсуждать участь Ховельяноса, если Гойя проявит сговорчивость относительно вдовушки. Франсиско мысленным взором увидел Пепу – полулежащую на диване, пышную, томную, призывно взирающую на него своими зелеными, широко расставленными глазами. Теперь он знал, как надо писать ее: например, в ее тяжелом зеленоватом платье с кружевами, оно очень подошло бы к его новому серебристому мерцанию. Первый ее портрет, написанный им для адмирала Масарредо, тоже неплох; он тогда был по-настоящему влюблен в Пепу и сумел перенести свое чувство на полотно. Забавно, что тем удачным портретом он сам пробудил аппетит дона Мануэля к Пепе. Теперь он отчетливо видел Пепу – какой она была, какой он должен был ее написать и, может быть, еще напишет. И хотя он намеревался еще разок-другой провести с ней ночь, в эту минуту он прощался со своей подружкой Пепой Тудо.