Гойя, или Тяжкий путь познания - стр. 2

Немногочисленные зрители – преимущественно представители высшей знати – казались потерянными в огромном зале, скудное освещение которого призвано было оттенить происходящее на сцене. Благородное монотонное звучание шестистопных ямбов, возвышенная французская речь, не всегда понятная испанскому уху, оказывали убаюкивающее действие на зрителей, покоившихся в удобных креслах и разомлевших в тепле пылающих каминов, нагоняя на них приятную меланхолическую дрему.

На сцене королева-мученица произносила назидательные речи, обращенные к детям – четырнадцатилетней Мадам Руаяль и девятилетнему королю Людовику XVII[3]. Затем, повернувшись к своей золовке, принцессе Елизавете, поклялась перенести все выпавшие ей на долю испытания с мужеством, достойным ее убитого супруга, Людовика XVI.

Герцогиня Альба еще не появлялась. Но ее муж, маркиз де Вильябранка, добавивший, согласно обычаю, к своим многочисленным титулам также титул супруги, уже сидел в первом ряду. Молчаливый, элегантный господин, хрупкого телосложения, но с полным лицом, устремил задумчивый взгляд своих красивых темных глаз на тощую актрису, которая декламировала сентиментальные, патетические вирши, изображая убиенную Марию-Антуанетту. Любое искусство, не отвечающее самым высоким требованиям, всегда было для герцога Альбы подлинной мукой, и потому он с самого начала отнесся к затее супруги весьма скептически. Однако герцогиня заявила, что вследствие траура, объявленного в стране по случаю ужасной кончины Марии-Антуанетты, жизнь в Мадриде совершенно замерла и нужно хоть как-нибудь развлечься; что такое театральное представление внесет некоторое оживление, а заодно станет выражением скорби по поводу гибели французской монархии. Герцог, понимая, что его супруга, известная при всех европейских дворах своими причудами, томится скукой в их огромном мадридском дворце, не стал возражать и теперь терпеливо переносил это испытание, не ожидая от спектакля ничего хорошего.

Его мать, вдова десятого маркиза де Вильябранка, сидела рядом с ним и снисходительно слушала. Как криклива и слезлива эта венценосная «мученица»! Нет, Мария-Антуанетта не была такой. Маркиза де Вильябранка видела ее в свое время в Версале и разговаривала с ней. Это была очаровательная дама, Мария-Антуанетта Габсбургская и Бурбонская, веселая и обаятельная, быть может, несколько эксцентричная и шумливая. Но она ведь, в конце концов, из дома Габсбургов, так что тонкому, изысканному благородству женщин рода Вильябранка взяться у нее было просто неоткуда. Кстати, в отношениях Марии-Антуанетты с ее молчаливым, мягким, тактичным Людовиком было, пожалуй, что-то общее с отношениями Каэтаны де Альба с ее сыном, доном Хосе. Она украдкой посмотрела на сына. Слабый, изнеженный, он был ее любимцем, и все, чем она жила и дышала, было связано с ним. Он любит свою жену, и это неудивительно – как можно не любить такую красавицу! Но жизнь его, без сомнения, проходит как бы в тени жены: для света он – всего лишь муж герцогини Альбы. Увы, ее сына Хосе знают лишь немногие. И они видят и ценят его тихое благородство. Но его внутреннюю музыку, удивительную гармонию его души не слышит почти никто, даже его жена.