Государство и экономика: опыт экономических реформ

Brinton C. The Anatomy of Revolution. Revised and Expanded Edition. N. Y.: Vintage Books, 1965; Стародубровская И. В., Мау В. А. Великие революции. От Кромвеля до Путина. 2-е изд., доп. М.: Вагриус, 2004.

В этом смысле интересен феномен фундаментального, выходящего на протяжении нескольких десятилетий труда «Cambridge Economic History of Europe». По мере продвижения к новому времени география стран, охватываемых данным исследованием, неуклонно расширяется. В нее включаются те азиатские государства, которые в домодернизационную эпоху никакого отношения к Европе не имели и иметь не могли. В частности, в VII томе исследования, охватывающем период рубежа XIX–XX веков, появляются главы о России и Японии. Тем самым признается, что по мере осуществления политики модернизации эти страны становятся европейскими.

Вывод о синонимичности понятий «прогресс» («модернизация») и «запад» применительно к современному экономическому росту не отменяется теми кризисами, через которые периодически проходят развитые страны. На протяжении ХХ века несколько раз возникало ощущение крушения западной цивилизации и соответственно западной модернизационной модели – в начале столетия, в 1930-е и в 1970-е годы. И левые интеллектуалы, и пропаганда (советская и нацистская) периодически делали вывод о закате или об общем кризисе капитализма. Однако до настоящего времени эти прогнозы не оправдывались. Современная западная цивилизация всегда демонстрировала гибкость (если угодно, упругость) и всегда оказывалась способна найти ответ на вызовы времени.

Своевременное осознание важности модернизационного проекта и постановка его в повестку дня является несомненной заслугой российской элиты. Этим она существенно отличалась, например, от китайской, которая проигнорировала начало современного экономического роста. В результате Китай, уровень экономического развития которого в XVIII веке примерно соответствовал западноевропейскому, в течение следующих двух столетий резко увеличил свое отставание, что привело к колонизации этой страны. И только во второй половине ХХ века Китай повернулся к решению модернизационных задач. Возможно, такое развитие событий связано с географическим фактором. Россия территориально была гораздо ближе к странам – пионерам современного экономического роста и не могла не увидеть начинавшиеся там перемены.

См.: Травин Д., Маргания О. Европейская модернизация. М.; СПб.: АСТ, 2004. Кн. 1. С. 18; Программная записка Н. Х. Бунге Александру II «О финансовом положении в России» // Судьбы России. Проблемы экономического развития страны в XIX – начале XX века. СПб.: Спас – Лики России, 2007. С. 208.

Среднедушевой ВВП: до 1913 года включительно – Российская империя в границах СССР, 1870 год – 1023 долл., 1913 год – 1488 долл.; 1950 год – СССР, 2834 долл.; 2001 год – Российская Федерация, 3650 долл.

Форд Г. Моя жизнь, мои достижения. М., 1989. С. 13.

Хайек Ф. А. Дорога к рабству. М.: Новое издательство, 2005. С. 46 –47.

Вопрос о прерывистости и преемственности отечественной истории стал довольно популярной темой в обсуждениях российских обществоведов последнего десятилетия. (См.: Пути России: преемственность и прерывность общественного развития. М.: МВШСЭН, 2007.)

Gerschenkron A. Economic Backwardness in Historical Perspective: A Book of Essays. Cambridge, MA: The Belknap Press of Harvard University Press, 1962. P. 42.

Это принципиально важный момент с точки зрения понимания существа либеральной доктрины догоняющего развития. В дальнейшем, с высоты XIX–XX веков, такой подход обвиняли в стремлении навязать отсталость, не допустить индустриализации в аграрных странах, для чего, как утверждалось, необходимо активное государственное вмешательство в экономику. Это совершенно не соответствовало логике XVIII столетия, когда доминирование промышленности в национальной экономике еще не делало страну самой мощной в политическом и военном отношениях.

Связь между среднедушевым ВВП и уровнем политического развития анализируется в: Huntington S. P. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. Norman: University of Oklahoma Press, 1991; Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце ХХ века. М.: РОССПЭН, 2003. Здесь же содержится и объяснение того исключения, какое являют собой в этом контексте страны Персидского залива.

Например, это с наглядностью вытекает из анализа исторической статистики, приводимой А. Мэддисоном (Maddison A. Monitoring the World Economy 1820–1992. P.: OECD, 1995). Нетрудно заметить, что здесь отчетливо выделяются три группы стран: с уровнем среднедушевого ВВП ниже 1500 долл., 2–6 тыс. и выше 10 тыс. Причем в странах с уровнем 1,3 –1,5 и 5 –6 тыс. долл. на душу населения, как правило, наблюдаются интенсивные трансформационные процессы.

Hanson P. From Stagnation to Catastroika: Commentaries on the Soviet Economy, 1983 –1991. N. Y.: Praeger, 1992.

Mill J. S. The Principles of Political Economy. Vol. 1. Ch. 13. § 1; Милль Дж. С. Принципы политической экономии. М.: Прогресс, 1980. Т. 1. С. 322 – 323.

Gerschenkron A. Op. cit.; Perez C., Soete L. Catching-up in technology // Dosi G. et al. (eds.). Technical Change and Economic Theory. L. and N. Y.: Pinter, 1988; Abramovitz M. Thinking about Growth. Cambridge: Cambridge University Press, 1989; Cooper C. and Kaplinsky R. (eds.). Technology and Development in the Third Industrial Revolution. L.: Frank Cass, 1989; Shin J. – S. The Economics of the Latecomers: Catching-up, Technology Transfer and Institutions in Germany, Japan and South Korea. L. and N. Y.: Routledge, 1996, et al.

Обзор подходов к решению проблемы ускоренной индустриализации см. в: Shin J. – S. The Economics of the Latecomers: Catching-up, Technology Transfer and Institutions in Germany, Japan and South Korea. L. and N. Y.: Routledge, 1996.

Gerschenkron A. Op. cit. P. 19.

Например, к негативным предпосылкам роста относятся обретение страной политической стабильности, проведение аграрной реформы в Германии или великие реформы Александра II, дополненные финансовыми реформами Александра III.

Gerschenkron A. Europe in the Russian Mirror: Four Lectures in Economic History. Cambridge: Cambridge University Press, 1970. P. 123.

Об особенностях ускоренной модернизации в постиндустриальном мире см.: Мау В. А. Постиндустриальная Россия в постиндустриальном мире: проблемы догоняющего развития // Вопросы экономики. 2002. № 7.

Здесь уместно процитировать известные слова П. Я. Чаадаева: «Мы принадлежим к числу тех наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок. Наставление, которое мы призваны преподать, конечно, не будет потеряно; но кто может сказать, когда мы обретем себя среди человечества и сколько бед суждено нам испытать, прежде чем исполнится наше предназначение?»

Цит. по: Цвайнерт Й. История экономической мысли в России. 1805 –1905. М.: ГУ – ВШЭ, 2007. С. 165–166. Впрочем, консервативные взгляды не помешали Канкрину обеспечить стабильность денежной системы. В следующий раз это удастся только полвека спустя С. Ю. Витте.

Белинский В. Г. Письмо к Н. В. Гоголю // Русская литературная критика XIX века. М.: ЭКСМО, 2007. С. 104–105.

Бабст И. К. О некоторых условиях, способствующих умножению народного капитала. Казань, 1856. С. 26.

Очень точно, хотя и в специфической советской терминологии, эта ситуация была описана П. А. Зайончковским: «Если внутриполитический курс был рассчитан на сохранение пережитков феодальных отношений, усиление роли дворянства, сохранение патриархальных отношений в деревне, то экономическая политика правительства в основном была направлена на развитие капитализма. Это в первую очередь характеризовалось таможенной политикой, системой запретительных тарифов, способствовавших развитию промышленности, привлечению в Россию иностранных капиталов» (Зайончковский П. А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М.: Мысль, 1970. С. 10, 138–139).

См., например: Шевырев А. П. Либеральная бюрократия Морского министерства в 1850 –1860-е гг. // Вестник МГУ. Серия 8. История. 1986. № 3. С. 58; Погребинский А. П. Очерки истории финансов дореволюционной России. М., 1954. С. 268; Дневник графа Петра Александровича Валуева. 1847 –1860 // Русская старина. 1891. Август. С. 276–277.

См.: Записка П. А. Валуева Александру II «О положении крестьянского дела в начале сентября 1861 г.» (15 сентября 1861 г.) // Судьбы России. Проблемы экономического развития страны в XIX – начале XX в. СПб.: Спас – Лики России, 2007. С. 126, 129. Характерно, что император делал на тексте одобрительные пометки.

Как небезосновательно писал один из наиболее интересных исследователей рассматриваемого периода, И. Ф. Гиндин, «законченные фритредерско-либеральные концепции оставались в значительной мере лишь литературным явлением, были достоянием узких интеллигентских групп, которые в какой-то мере выражали интересы развития страны по капиталистическому пути и в еще большей мере реакцию на всю предшествующую экономическую политику, тормозившую капиталистическое развитие страны» (Гиндин И. Ф. Государственный банк и экономическая политика царского правительства (1861 –1992 годы). М.: Госфиниздат, 1960. С. 47).

Понятно, что, будучи министром, М. Х. Рейтерн не мог быть последовательным либералом, – человек, занимающийся практической политикой, не может последовательно реализовывать определенную идеологическую доктрину, даже будучи искренне привержен ей. «Экономические взгляды Рейтерна, первоначально пронизанные идеями экономического либерализма, после трудностей в пореформенный период сильно изменились. Экономическая реформа – эксперимент Рейтерна, – начавшаяся вполне успешно, постепенно привела к финансовым нарушениям, и тогда Рейтерн развернул свою программу в сторону государственного регулирования» (Семенкова Т. Г. Экономическая платформа либерализма: исторический опыт России середины XIX века // Историко-экономический альманах. Вып. 1. М.: Академический проспект, 2004. С. 250).

Важность крупных инвестиционных проектов, разумеется, никем не отвергалась. М. Х. Рейтерн одним из первых обратил внимание на то, что экономическая модернизация России с учетом ее территориальной специфики немыслима без крупных вложений в инфраструктуру, и прежде всего в строительство железных дорог. Однако в его представлении строительство железных дорог должно было быть отдано в руки частного бизнеса, поскольку это позволило бы разгрузить государственный бюджет.

Впрочем, как водится, современники были недовольны этим шагом правительства, считая его совершенно недостаточным. Ведь опубликованный краткий (на одной странице) перечень доходов и расходов был и так знаком интересующимся подданным империи – естественно, из немецких, французских или английских источников. (См.: Из записок сенатора К. Н. Лебедева. 1862 г. // Русский архив. 1911. Март. С. 381–382.)

В 1859 году Комитет министров предложил министрам «из поступающих к ним ходатайств о дозволении учреждать акционерные компании давать ход только тем, от которых можно положительно ожидать государственной или общественной пользы, обращая вместе с тем внимание на благонадежность учредителей». (Цит. по: Гиндин И. Ф. Указ. соч. С. 37.)

Интересно отметить, что тенденция эта применительно к молодому российскому капитализму была подмечена Ф. Энгельсом. Он писал: «Первой победой русской буржуазии были железнодорожные концессии, по которым акционерам доставались все будущие прибыли, на государство же возлагались все будущие убытки». (Энгельс Ф. Послесловие к работе «О социальном вопросе в России» // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 22. С. 451.)

Власть и реформы. От самодержавной к советской России. М.: ОЛМА-Пресс – Экслибрис, 2006. С. 323.

«Реформы Александра II решительно поставили Россию на обычный европейский путь культурного развития, превращения в буржуазное правовое государство. Царствование Александра III в самом существенном не свело, да и не могло свести страны с этого пути. Но, продолжая строить железные дороги, развивать промышленность, перестраивать натуральное народное хозяйство на меновое, правящие слои этого царствования все свои интеллектуальные силы отдали на создание фикции, будто на самом деле Россия продолжает оставаться старинной национальной монархией чуть ли не допетровского времени. Уже буржуазное по существу государство хотело казаться славянофильским по форме». (Изгоев А. П. А. Столыпин: очерк жизни и деятельности. М.: Изд-во К. Ф. Некрасова, 1912. С. 11.)

Цит. по: Зайончковский П. А. Указ. соч. С. 459–460. (Курсив мой. – В. М.)

Идеолог нового режима М. Н. Катков категорически отрицал необходимость какой бы то ни было конституции, даже «специфически российской». (Катков М. Н. Наша конституция // Московские ведомости. 1882. 11 мая.)

О важности «базовых прав» (на неприкосновенность жизни и собственности) подробнее см.: Импортированные институты в странах с переходной экономикой. М.: ИЭПП, 2003. С. 85 –86.

Феретти М. Безмолвие памяти // Неприкосновенный запас. 2005. № 6. С. 7.

«Скудность капитала в России была такова, что никакая банковская система, очевидно, не могла привлечь достаточных ресурсов для финансирования крупномасштабной индустриализации; стандарты деловой этики были гибельно низки; общее недоверие было так велико, что ни один банк не мог надеяться на привлечение даже имеющегося небольшого объема капитальных ресурсов или выдавать долгосрочные кредиты в условиях, когда мошенническое банкротство было возведено в ранг почти общей деловой практики». (Gerschenkron A. Economic Backwardness in Historical Perspective: A Book of Essays. P. 19 – 20.)

Цит. по: Кредит и банки в России до начала ХХ века: Санкт-Петербург и Москва. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2005. С. 204.

Сочетание в одном институте функций центрального банка, коммерческого банка и банка развития было уникальным для конца XIX века, равно как немыслимо и с позиций рубежа XX–XXI веков. «Центральные банки основных капиталистических стран… являлись исключительно организациями денежно-кредитной политики… Использование Государственного банка России… в целях общеэкономической политики и его непосредственное подчинение министру финансов являлись резким отклонением от статуса и основ деятельности современных ему центральных банков других стран». (Гиндин И. Ф. Указ. соч. С. 74.)

В целях нашего исследования необходимо подчеркнуть, что подобная роль Госбанка станет определяющей характеристикой для советской экономической модели и вообще получит некоторое распространение в ХХ веке, когда многие страны будут решать задачи индустриальной модернизации в условиях централизации ресурсов и управления. В СССР наличие единого Государственного банка будет рассматриваться как неотъемлемая черта социалистической экономики. Хотя на самом деле универсальный Госбанк, как и ряд других институтов ускоренной модернизации, будет уходить корнями в экономическую модель второй половины XIX столетия. И только в последние годы существования СССР (с 1986 года) будут предприняты шаги по формальному разделению функций банков на два уровня.

Как писал современник, с самого начала существования Государственного банка «коммерческий мир ожидает от банка кредита, раздаваемого правительством торгующим лицам сообразно с видами не коммерческими, а государственными и филантропическими. Соответственно промотавшийся купец считает себя в праве на кредит в большей степени, чем состоятельный». (Безобразов В. П. О некоторых явлениях денежного обращения в России в связи с промышленностью, торговлей и кредитом. М., 1864. С. 56 –57.)

«Для банка, независимого от финансового ведомства, не существует отраслей промышленности, а только торговые и промышленные фирмы: он открывает кредит тем фирмам, которые нуждаются в кредите и представляют достаточно гарантий для целости выдаваемой ссуды», и ему нет дела до того, что «к нему явится лицо, желающее заняться известной отраслью промышленности, которая находится почему-то в фаворе у финансового ведомства». (Залшупин А. С. Наша банковская политика. СПб., 1896. С. 78.)

См.: Вопросы государственного хозяйства и бюджетного права. СПб., 1907. С. 283–305.

Об этом же писал и Д. И. Менделеев: «Фритредерский образ действий подходит к странам, уже укрепившим свою фабрично-заводскую промышленность. Протекционизм, как абсолютное учение, есть такой же рационалистический вздор, как и абсолютное фритредерство». (Менделеев Д. И. Толковый тариф или исследование о развитии промышленности России в связи с ее общим таможенным тарифом 1891 г. // Менделеев Д. И. Сочинения. Т. 19. М.; Л., 1950. С. 34 –35.)

Яркая характеристика государственного регулирования частнопредпринимательской деятельности в целях индустриализации содержится в книге: Воронцов В. Судьба капитализма в России. СПб., 1882. С. 32–68.

Весьма показательной в этом отношении была брошюра товарища обер-прокурора Синода Н. П. Смирнова – естественно, близкого по взглядам К. П. Победоносцеву и М. Н. Каткову. (См.: Смирнов Н. П. Современное состояние наших финансов, причины упадка их и средства к улучшению нашего государственного хозяйства. СПб., 1885. С. 5.)

Shanin T. Russia as a «Developing Society». Basingstoke: Macmillan, 1985. Vol. 1. P. 184, 202; Henderson W. O. The Industrial Revolution on the Continent: Germany, France, Russia. 1800–1914. L.: Frank Cass, 1961. P. 202–204; Gerschenkron A. Economic Backwardness in Historical Perspective: A Book of Essays. P. 19; Беспалов С. Политика экономической модернизации России в дискуссиях конца XIX – начала XX века. Самара: Изд-во Самарского научного центра РАН, 2004. С. 31.

«В России государственное вмешательство и финансирование… было направлено на создание железных дорог и пароходств, крупных промышленных предприятий и банков, на их укрепление и развитие. Оборотной стороной создания и укрепления капиталистических предприятий и банков являлось их спасение в случаях банкротства и в особенности их сохранение любыми средствами во время экономических кризисов». В частности, крупные машиностроительные предприятия в условиях спада спроса на их продукцию могли позволить себе работать на склад, понимая, что рано или поздно правительство все равно должно будет купить у них эту продукцию. (Гиндин И. Ф. Указ. соч. С. 20, 208.) Через 100 лет, в конце ХХ века, такая ситуация будет рассматриваться как фактор, стимулирующий принятие бизнесом безответственных (или недобросовестных) решений.

«Проблема крестьянского спроса потеряла свое первоначальное значение, и ее соотношение с индустриализацией было полностью пересмотрено… Сокращение крестьянского потребления означало расширение доли национального продукта, используемого для инвестирования. Это позволяло и расширять импорт». (Gerschenkron A. Economic Backwardness in Historical Perspective: A Book of Essays. P. 125; Nove A. An Economic History of the USSR: 1917 –1991. L.: Penguin, 1992. P. 9 –10.)

См.: Витте С. Ю. Собрание сочинений и документальных материалов. Т. 3. Кн. 1. М.: Наука, 2006. С. 107. По-видимому, это заявление произвело на современников весьма сильное впечатление. Во всяком случае Л. Н. Юровский более тридцати лет спустя, после эпохи войн и революций, начинает именно с этой цитаты свой главный экономический труд – «Денежная политика Советской власти (1917–1927)». М.: Начала-пресс, 1996. С. 32.

Цит. по.: Зайончковский П. А. Указ. соч. С. 142.

См.: Витте С. Ю. Собрание сочинений и документальных материалов. Т. 2. Кн. 2. М.: Наука, 2003. С. 105, 115. В данном случае уместно привести обширную цитату из доклада министра финансов о государственном бюджете («государственной росписи доходов и расходов») на 1898 год: «Центральные ведомства, местные учреждения, общественные деятели – все, желая возможно больше облегчить бремя налогов, стремятся в то же время к самому полному удовлетворению постоянно расширяющихся прежних нужд и постоянно возникающих новых потребностей; все склонны считать Государственное казначейство неиссякаемым источником или же убежденно доказывать, что те или иные расходы производительны и не должны быть сокращаемы, так как от них надо ожидать выгод в будущем… Но если потребности не имеют границ, то средства для их удовлетворения ограничены». Там же. С. 115. (Курсив мой. – В. М.)

Помимо того что значительная часть новых русских займов осуществлялась во Франции (как правило, через банкирский дом парижских Ротшильдов), правительство проводило также конверсионные операции для перехода к долгу более длительному и под более низкие проценты. В результате конверсионных операций 1889–1891 годов значительная часть российского долга перешла с немецкого на французский денежный рынок. За этим вскоре последовало и оформление военно-политического союза с Францией.

Цит. по: Дубенцов Б. Б. Попытки преобразования организации государственной службы в конце XIX в. (Из практики Министерства финансов) // Проблемы отечественной истории. Ч. 1. М.; Л.: Институт истории СССР АН СССР, 1976. С. 216 –217. Еще более решительно выглядит передовая статья в «Торгово-промышленной газете», издававшейся Министерством финансов: «… [В] России, в области содействия развитию национальной промышленности и торговли, правительство… не только должно заботиться о внешних условиях материального развития страны… но по своеобразным условиям русского быта оно должно деятельно войти в самую глубь интересов разнообразных отраслей нашего народного хозяйства и положительным воздействием возбуждать и поддерживать частную предприимчивость в желательном направлении». (Цит. по: Золотарева В. П. Об особенностях экономической модернизации России в пореформенный период // Историко-экономический альманах. Вып. 1. М.: Академический проспект, 2004. С. 299.)

Henderson W. O. Op. cit. P. 202 –203.

См., например: Бовыкин В. И. Россия накануне великих свершений: К изучению социально-экономических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции. М.: Наука, 1988. С. 66.

В частности, идею дешевых кредитов для дворян и сохранения бумажно-денежного (не размениваемого на металл) обращения активно продвигала группа М. Н. Каткова и К. П. Победоносцева, с которыми были связаны также И. Ф. Цион (впоследствии один из самых грубых критиков С. Ю. Витте), Н. П. Смирнов, А. Антонович, Н. Мец и некоторые другие. (См., например: Смирнов Н. П. Объяснения тайного советника Смирнова на замечания господина министра финансов, сделанные по поводу записки «Современное состояние наших финансов, причины упадка в них и средства к улучшению нашего государственного хозяйства». СПб., 1896.)

См., например: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 457; Т. 6. С. 257–259.

Погребинский А. П. Финансовая политика царизма в 70 –80-х годах XIX в. // Исторический архив. 1960. № 2. С. 135–136. Любопытно обратить внимание, что в данном обсуждении для автора участие государства в литературном творчестве, в издании газет и журналов представляется более абсурдным, чем «пахать и сеять». Между тем, как показала отечественная история ХХ столетия, регулирование духовной жизни действительно стало приоритетом государственной власти – более важным, чем собственно хозяйственная деятельность.

Н. Х. Бунге, которого высоко ценил Александр III и который стал первым министром финансов его царствования, действительно плохо вписывался в консервативный истеблишмент – хотя и пытался вписаться. Однако идеологи нового режима рассматривали его не иначе как «представителя проигравшей партии» и обвиняли в «непонимании условий русской жизни, доктринерстве, увлечении тлетворными западноевропейскими теориями» (См.: Катков М. Н. Собрание передовых статей «Московских ведомостей» за 1886 год. М., 1889. С. 117; Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. СПб., 1907. С. 416). И уж совсем политическим доносом являются следующие слова Каткова о министре финансов: «Сложилось странное положение – оппозиция правительству не вне его, а в нем самом, чего не бывает, по крайней мере не должно быть, ни в каком государстве, ни при каком образе правления» (Московские ведомости. 1886. 26 февраля).

См.: Записка Н. Х. Бунге «Социализм и борьба с ним» (1890–1894) // Судьбы России. Проблемы экономического развития страны в XIX – начале XX в. СПб.: Спас – Лики России, 2007. С. 288.

См.: Власть и реформы. От самодержавной к советской России. С. 386.

См.: Цион И. Ф. Куда временщик Витте ведет Россию? P., 1896. Любопытно, что по своим политическим взглядам этот автор был близок М. Н. Каткову и К. П. Победоносцеву и критиковал Витте за отступничество. Тем не менее с экономической точки зрения критика Циона была жестко либеральной. На это обратил внимание С. Беспалов: «Он умудрился совместить критику реформ Витте и с ультраконсервативных, и с либеральных позиций, причем многие аргументы против проводившегося курса, взятые в дальнейшем на вооружение либеральной оппозицией, были сформулированы впервые именно Ционом». (См.: Беспалов С. В. Политика экономической модернизации России в дискуссиях конца XIX – начала XX века. Самара: Издво Самарского научного центра РАН, 2004. С. 59.) Резкость этого автора привела к тому, что он был лишен российского подданства и продолжал критику программы Витте уже из Парижа.

«Взяточничеству, казнокрадству и повальному грабежу несчастной публики открылись горизонты, о которых не мечталось нашим бюджетоедам даже в самые отдаленные эпохи нашей истории» (Цион И. Ф. Указ. соч. С. 69).

Цит. по: Петров Ю. А. Российская экономика в начале ХХ века // Россия в начале ХХ века. М.: Новый хронограф, 2002. С. 177.

Цион И. Ф. Указ. соч. С. 60, 69.

См.: Боголепов М. И. Финансы, правительство и общественные интересы. СПб., 1907. С. 101, 107.

См.: Радциг А. О роли нашей промышленности // Народное хозяйство. 1900. № 2. С. 70–71, 87.

Сто лет спустя, в посткоммунистической России, эта практика будет отражена следующими словами: среди ценных бумаг самой ценной является постановление правительства.

В частности, видный либеральный экономист И. Х. Озеров предостерегал от чрезмерного влияния на правительство лоббистских группировок, которые предпочитают «слишком полагаться на субсидии и таможенные ставки» (Озеров И. Х. Экономическая Россия и ее финансовая политика на исходе XIX и в начале XX века. М., 1905. С. VII–VIII).

Пажитнов К. А. Развитие каменноугольной и металлургической промышленности на юге России // Народное хозяйство. 1905. № 3. С. 32.

Поворот в пользу угольной промышленности имел и важный внешнеполитический аспект, который, возможно, сыграл решающую роль. Вот как писал об этом А. А. Иголкин: «Убыточные для казны тарифы вводились под сильнейшим давлением донецких углепромышленников. Большая часть добычи угля в Донбассе контролировалась франко-бельгийским капиталом, с 1906 года его интересы представлял “Продуголь”, за которым стояли крупнейшие французские банки. Именно эти банки размещали большую часть зарубежных займов царского правительства… В отличие от угольной, за нефтяной промышленностью стоял в первую очередь английский капитал. В отрасли было три монополистических объединения, но возможностей лоббировать свои интересы в правительстве у нефтяников было гораздо меньше, чем у “Продугля”. В отличие от французских углепромышленников, бакинские предприниматели часто не могли добиться от правительства удовлетворения самых неотложных нужд». (Подробнее см.: Иголкин А. А. Отечественная нефтяная политика в первой трети ХХ века // Историко-экономический альманах. Вып. 1. М.: Академический проспект, 2004. С. 260 –261.)

Роль банков в германской индустриализации проанализирована А. Гершенкроном (Gerschenkron A. Economic Backwardness in Historical Perspective: A Book of Essays).

См.: Цукерник А. Л. Синдикат «Продамет» 1902 –1914 гг.: историко-экономический очерк. М.: Соцэкгиз, 1959. С. 12 –18; Монополии в металлургической промышленности России. 1900–1917 гг.: Документы и материалы. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 579; Лященко П. И. История народного хозяйства СССР. Т. 2. М.; Л.: Госполитиздат, 1952. С. 308 –312.

Gatrell P. Government, Industry and Rearmament in Russia, 1900 – 1914: The Last Argument of Tsarism. Cambridge: Cambridge University Press, 1994. P. 60 –61.

Возникновение и деятельность нашей организации // Промышленность и торговля. 1908. № 1. С. 26.

См.: Гливиц Ип. Деловое сотрудничество или свободная конкуренция // Промышленность и торговля. 1909. № 24. С. 644.

См.: Фармаковский С. Вопросы синдикатской практики // Промышленность и торговля. 1908. № 1. С. 32; № 2. С. 93; Трест и финансы русских железных предприятий // Промышленность и торговля. 1908. № 8. С. 477 –478; Гливиц Ип. Промышленные кризисы и борьба с ними // Промышленность и торговля. 1909. № 1. С. 83 –84.

См.: Трест и финансы русских железных предприятий. С. 477.

См.: Фармаковский С. Возрождение Урала // Промышленность и торговля. 1908. № 7. С. 406; Авдаков Н. С. Речь в Государственном совете о казенном горном хозяйстве на Урале // Промышленность и торговля. 1909. № 11. С. 645.

См.: Майдель Г. Х. Казенное или частное железнодорожное хозяйство // Промышленность и торговля. 1909. № 18. С. 274.

ГАРФ. Ф. 4047. Оп. 1. Д. 12. Л. 1.

В качестве яркого примера здесь можно привести острую полемику, имевшую место в рамках Всероссийского торгово-промышленного съезда 1896 года, состоявшегося в Нижнем Новгороде. В нем приняли участие предприниматели, инженеры, экономисты. Общее название обсуждения: «В какой мере может понижение таможенных пошлин на земледельческие орудия и машины служить воспособлением интересам земледелия?» (См. материалы выступлений Э. Лингарта, Дж. Гривза, И. Плисецкого, П. Смирнова: Всероссийский Торгово-промышленный съезд 1896 г. в Нижнем Новгороде. Нижний Новгород, 1896. Секция IX. № 2, 3, 4, 5.)

Гукасов П. О. Речь на заседании Совещания Совета съездов по нефтяному вопросу // Промышленность и торговля. 1908. № 6. С. 351. Оценивая приведенное высказывание, не будем забывать, что Гукасов являлся одним из лидеров бакинской нефтепромышленности, в то время как правительство делало упор на поддержку угольной промышленности, о чем у нас шла речь в главе 1. См. также: Кризис топлива // Промышленность и торговля. 1913. № 6. С. 249–251; Поощрять или стеснять // Промышленность и торговля. 1913. № 7. С. 297 –299; Борьба с синдикатами и таможенное покровительство // Промышленность и торговля. 1913. № 9. С. 394– 396.

См.: Минувший год // Промышленность и торговля. 1909. № 1. С. 1 – 3; Экономический день в Государственном совете // Промышленность и торговля. 1909. № 12. С. 739 –741; Развитие промышленности за последние годы и очевидные факты // Промышленность и торговля. 1913. № 2. С. 49– 53.

См.: Казенное и частное железнодорожное хозяйство // Промышленность и торговля. 1908. № 22. С. 521.

Минувший год // Промышленность и торговля. 1909. № 1. С. 3.

Там же.

Современные исследователи также не склонны переоценивать негативное влияние российских монополий на экономический рост. Это опровергается как статистическими данными развития страны, так и отраслевыми особенностями крупнейших корпораций. «Россия принадлежала к группе стран с наиболее быстро развивающейся экономикой, таких как США, Япония и Швеция», причем доля России в мировом промышленном производстве выросла с 3,4 % в начале 1880-х годов до 5,3 % к 1913 году». (Gregory P. Russian National Income, 1885 –1913. Cambridge: Cambridge University Press, 1982. P. 192.) Надо также принимать во внимание, что монополистические (олигополистические) соглашения начала ХХ века распространялись преимущественно на область сбыта и касались в основном секторов с концентрированным спросом (монопсонией) и при наличии внешнеэкономической конкуренции, что не должно было приводить к техническому и производственному застою. Напротив, монополии «оказывались малопригодными в отраслях, которые обслуживали массовый спрос и выпускали недостаточно унифицированные изделия, как, например, в текстильной промышленности». (Петров Ю. А. Российская экономика в начале ХХ века // Россия в начале ХХ века. М.: Новый хронограф, 2002. С. 171 –172.)

Так, состоявшийся в 1905 году Всероссийский съезд торговли и промышленности встал в решительную оппозицию к практике создания промышленных синдикатов и высказался за сохранение свободной торговли. (Gatrell P. Op. cit. P. 112.)

Поиск заговоров не является чем-то новым при объяснении трудностей экономической жизни. Возможно, нефтепромышленники на самом деле координировали свои действия. Однако, оценивая ситуацию в этой отрасли, надо помнить о той мощной поддержке, которую государство оказывало угледобыче и особенно Донбассу в отличие от нефтяной отрасли. Более того, государство, являвшееся собственником нефтеносных земель на Апшероне, перестало с 1900 года предоставлять их для бурения скважин, ожидая принятия соответствующего законодательства. В результате торги на новые нефтеносные земли не проводились в течение 12 лет. Такая политика искусственно сдерживала предложение нефти, что естественным образом сказывалось на ценах. (См.: Иголкин А. А. Отечественная нефтяная политика в первой трети ХХ века // Историко-экономический альманах. Вып. 1. М.: Академический проспект, 2004. С. 261 – 262.) Иными словами, нефтяная отрасль фактически подталкивалась к монополистическому поведению самими действиями государственной власти.

Б. Н. Д. Народное бедствие // Новый экономист. 1913. № 24. С. 1. Впрочем, рассматриваемые экономисты не отвергали безоговорочно рецепты, предлагавшиеся Государственной думой. Но они полагали, что расширение круга производителей, рост производства и тому подобное может сказаться на ценах лишь в некоторой, в лучшем случае среднесрочной, перспективе. С ростом же цен следовало бороться немедленно, чтобы избавить страну от «ига монополий». Кроме того, сторонники рассматриваемой точки зрения видели в монополизации тенденцию поистине мирового масштаба, а потому предостерегали против переоценки значения стимулирования экспорта как средства поощрения конкуренции – ведь всем известно, утверждали они, что существует тайное международное синдикатское соглашение нефтепромышленников.

Мигулин П. Нефтяной вопрос в Государственной думе // Новый экономист. 1913. № 15. С. 2.

См.: Мигулин П. Хлебный кризис // Экономист России. 1910. № 22. С. 3.

Мигулин П. Нефтяная промышленность // Новый экономист. 1913. № 10. С. 2– 3.

Впоследствии исследователи этой эпохи отмечали сомнительную возможность успешной экономической модернизации без адекватных политических преобразований, без изменения модели государственной организации и функционирования общества. Так, по мнению Т. Лауэ, если форсированная индустриализация и требовала определенных форм авторитаризма, то в условиях автаркического режима, каким выступало правление Николая II, успешное осуществление этой политики не представлялось возможным. (Laue von T. H. Problems of Industrialization // Russia under the Last Tsar. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1969. P. 141.)

См.: Государственная дума и экономические вопросы // Промышленность и торговля. 1913. № 8. С. 350, 351.

См.: Лурье Е. К. Совещание о синдикатах // Экономист России. 1910. № 3. С. 13.

См.: Гофштетер И. Синдикаты и интересы потребителей // Экономист России. 1910. № 8. С. 6; Лурье Е. С. К синдикатскому вопросу // Новый экономист. 1914. № 43. С. 11.

«Нельзя сомневаться, что бюрократическое начало приведет хлебную торговлю к упадку… – писала тогда же газета П. П. Рябушинского “Утро России”. – Нетрудно предугадать, в какое тяжелое положение будет поставлен хлебороб, когда на рынке будет представлен только один покупатель – монополист-чиновник. От государственной заботливой опеки, пожалуй, мужику не поздоровится». (Утро России. 1914. 15 апр.)

«У нового министерства было гораздо меньше авторитета и власти, чем у других правительственных ведомств, и это серьезно ослабляло возможности предпринимателей влиять на промышленную политику правительства… В Совете министров Министерство торговли и промышленности не играло большой роли. Именно поэтому российские промышленники существовали в неблагоприятной ситуации». (Gatrell P. Op. cit. P. 111; см. на эту тему: Горфейн Г. М. Из истории образования Министерства торговли и промышленности // Очерки по истории экономики и классовых отношений в России конца XIX – начала XX века. М.; Л.: Наука, 1964. С. 161 –179.)

Объяснительная записка министра финансов к проекту Государственной росписи на 1913 г. СПб., 1912. С. 245.

Тимирязев В. И. Программная речь министра торговли и промышленности // Промышленность и торговля. 1909. № 6. С. 361 – 362.

C м.: Борьба с синдикатами и таможенное покровительство // Промышленность и торговля. 1913. № 9. С. 395–396.

Особые журналы Совета министров Российской империи. 1909– 1917 гг.: 1916 год. М.: РОССПЭН, 2008. С. 377– 379.

С этой точки зрения показателен пример борьбы казны с синдикатом «Кровля», стремившимся монополизировать производство дефицитного кровельного железа на Урале. По требованию Государственного контролера Министерство торговли и промышленности сориентировало производство уральских казенных заводов на выпуск аналогичной продукции, что позволило сбить цены на внутреннем рынке. Естественно, такие действия вызвали резкий протест со стороны частных предпринимателей, которые квалифицировали действия властей как «государственный социализм» и даже уподобили казенные предприятия «цепным псам», которых правительство натравливает на синдикаты. (См.: Карницкий Д. Казенные горные заводы // Промышленность и торговля. 1909. № 19. С. 332– 334; Надеждин К. О синдикате «Кровля» // Промышленность и торговля. 1909. № 22. С. 3– 4.)

См.: Вурцингер Э. О., Венекинк А. Э. О регулировании хлеба в России // Всероссийский торгово-промышленный съезд 1896 г. в Нижнем Новгороде. Секция IX. 1896. № 9. С. 2.

См.: Современные проблемы // Новый экономист. 1913. № 1 – 2. С. 3– 6.

Труды Девятого съезда представителей промышленности и торговли. СПб., 1916. С. 16.

Военно-промышленные комитеты и наши задачи // Известия Московского военно-промышленного комитета. 1915. № 1. С. 1 – 2.

Съезды военно-промышленных комитетов Московского района // Известия Московского военно-промышленного комитета. 1915. № 1. С. 12.

Там же. С. 12– 13.

Военно-промышленные комитеты и наши задачи. С. 2.

В рескрипте на имя председателя правительства И. Горемыкина говорилось об образовании Особого совещания по вопросам снабжения армии с участием членов законодательных учреждений и представителей промышленности. (Дубенский Д. Н. Летопись войны. Январь – июнь 1915. Пг., 1915. С. 186.)

См.: Айрапетов О. Р. Генералы, либералы и предприниматели: Работа на фронт и на революцию (1907–1917). М.: Три квадрата, 2003. С. 159–160.

Можно провести пример А. И. Путилова, который, владея известным заводом и Русско-Азиатским банком, предоставлял заводу кредиты под завышенные проценты и одновременно получал авансы за размещаемые заказы у казны и под них же привлекал более дешевые кредиты у Государственного банка; напомним, что о возможности получения благотворительных кредитов в Госбанке у нас шла речь в главе 1. (См.: Мительман М., Глебов Б., Ульяновский А. История Путиловского завода: 1801 –1917. 3-е изд. М.: Соцэкгиз, 1961. С. 488– 489; Сидоров А. Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. М.: Наука, 1973. С. 130.)

Цит. по: Мительман М., Глебов Б., Ульяновский А. Указ. соч. С. 489.

Экономическое положение России перед революцией // Красный архив. 1925. № 3. С. 82.

См.: Маевский И. В. Экономика русской промышленности в условиях Первой мировой войны. М.: Дело, 2003. С. 76– 77.

Полонский Гр. Регулирующие мероприятия правительственной и общественной власти в хозяйственной жизни за время войны. Пг., 1917. С. 9 –10.

Воронкова С. В. Материалы Особого совещания по обороне государства. М.: Изд-во МГУ, 1975. С. 45.

См.: Тарновский К. Н. Формирование государственно-монополистического капитализма в России в годы Первой мировой войны на примере металлургической промышленности. М.: Изд-во МГУ, 1958.

См.: Сидоров А. Л. Финансовое положение России в годы Первой мировой войны. М.: Изд-во АН СССР, 1960.

Подробнее см.: Воронкова С. В. Указ. соч. С. 114– 115, 125.

См.: Узаконения и распоряжения по продовольственному делу за 1914 – 1917 гг. Т. I. Пг., 1917. С. 5 –7.

См.: Обзор деятельности Особого совещания по продовольствию с 17 августа 1915 г. по 17 февраля 1916 г. Пг., 1916. С. 2 –8.

См.: Труды Совещания по экономическим вопросам, связанным с дороговизной и снабжением армии, при Главном комитете Всероссийского союза городов. Москва, 11 –13 июля 1915 г. М., 1915; Организация народного хозяйства: Материалы к V очередному съезду Союза городов. М., 1916; Свод постановлений 2-го Чрезвычайного всероссийского съезда представителей биржевой торговли и сельского хозяйства. 24 – 28 апреля 1916 г. Пг., 1916. С. 29– 35.

См.: Кондратьев Н. Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М.: Наука, 1991. С. 187.

См.: Наши продовольственные запасы // Торгово-промышленная газета. 1914. № 525; Иванцов Д. Н. Урожай 1914 г. (по данным Центрального статистического комитета) // Труды Комиссии по изучению современной дороговизны. Вып. 1. Пг., 1914.

См.: Постановления и протоколы Чрезвычайного всероссийского съезда представителей биржевой торговли и сельского хозяйства. 5–11 апреля 1915 г. Пг., 1915; Материалы по вопросу об установлении твердых цен на хлебные продукты до урожая 1917 г. Пг., 1916. (Выступления С. В. Бородаевского и др.)

См.: Отчетные сведения о заготовках из урожая 1915 г.: Материалы к совещанию уполномоченных 25– 31 августа 1916 г. Пг., 1916.

См.: Ясный Н. М. Продовольственный кризис и хлебная монополия. Пг., 1917. С. 2.

Организация продовольственного дела // Вестник финансов, промышленности и торговли. 1916. № 43. С. 117.

Кондратьев Н. Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. С. 203 – 204.

О твердом единстве по этому вопросу в высших эшелонах власти свидетельствует резолюция Николая II при прочтении протокола. Обычно император писал: «Согласен» или просто ставил пометку о прочтении. В данном же случае начертана единственная в опубликованных протоколах резолюция: «Согласен. Наконец!» (См.: Особые журналы Совета министров Российской империи. 1909–1917 гг.: 1916 год. С. 377.) Речь шла о случаях «как повышения цен на предметы продовольствия или необходимой потребности, так и сокрытия, прекращения продажи или отказа в продаже сих предметов – до заключения в тюрьме на время от одного г. и четырех месяцев до двух лет».

Кондратьев Н. Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. С. 165 –166.

Правда, еще была предпринята попытка ответить на высокий уровень монополизации нефтедобычи созданием государственной нефтяной компании на Апшеронском полуострове – проект, разработанный Министерством торговли и промышленности при поддержке Особого совещания по топливу. Предполагалось, что отпускные цены здесь будут примерно на 25 % ниже, чем при закупке нефти у частных компаний. Впрочем, проект этот так и не был реализован. (См.: Вестник финансов, промышленности и торговли. 1916. № 52. С. 577.)

В создании Комитета по торговле донецким углем некоторые исследователи видели фактическое установление государственной монополии на торговлю углем. Аналогичные призывы звучали по отношению к централизации распределения металла. Правительство сделало серьезный шаг и к введению монополии внешней торговли, централизовав закупки за границей металла и некоторых других предметов промышленного производства. (См.: Маевский И. В. Указ. соч. С. 146– 147, 160 –163, 180– 181.)

Естественно, что в логике советского экономического строительства первый путь считался единственно возможным. Попытки централизованного регулирования на протяжении большей части ХХ века будут рассматриваться как обреченные на провал по причине их недостроенности до стадии полной национализации. «Мобилизация промышленности и перевод ее на рельсы военного производства оказались в условиях капитализма не только сложным, но и не поддающимся государственному регулированию делом. Попытки государственных органов и общественных организаций буржуазии подчинить процесс мобилизации промышленности централизованному руководству и придать ему “плановый характер” потерпели полную неудачу» (Маевский И. В. Экономика русской промышленности в условиях Первой мировой войны. С. 81).

См.: Боголепов М. И. О путях будущего: к вопросу об экономическом плане. Пг., 1916. С. 5.

К плану экономической реформы // Министерство финансов. Пг., 1916. С. 1 – 2.

Боголепов М. И. О путях будущего. С. 46.

К плану экономической реформы. С. 14.

Астров Н. И. Задачи совещания // Труды Экономического совещания: 3–4 января 1916 года. М., 1916. С. 11.

Громан В. Г. О плане продовольствия населения и основные принципы экономической политики в связи с регулированием транспорта // Труды Экономического совещания. 3 – 4 января 1916 года. М., 1916. С. 28.

Там же. С. 7.

Загорский С. Современная финансовая проблема // Современный мир. 1916. № 2. С. 17 – 23.

См., например, статьи М. И. Фридмана в «Вестнике финансов» (1916. № 8) или П. П. Мигулина из «Нового экономиста» за 1915 –1916 годы.

Дорошенко А. К вопросу о государственном регулировании хлебной торговли // Вестник финансов, промышленности и торговли. 1916. № 52. С. 567.

См.: Мигулин П. Чайная монополия // Новый экономист. 1915. № 1; Он же. Казенная спичечная монополия // Новый экономист. 1915. № 2; Меркулов С. К вопросу о чайной монополии // Новый экономист. 1915. № 4; Весов Я. Практика максимальных хлебных цен в Германии // Новый экономист. 1915. № 4; Он же. Новая государственная монополия в Германии // Новый экономист. 1915. № 15; Русская мысль. 1915. № 24; Воблый К. О мобилизации труда в сельском хозяйстве // Новый экономист. 1915. № 10.

См.: Общественное мнение о монополиях // Новый экономист. 1916. № 1. С. 7.

Щербатов А. Г. Промышленная война // Новый экономист. 1915. № 7. С. 7.

Меркулов С. К вопросу о чайной монополии. С. 4.

См.: Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Воспоминания. 1903–1919 гг. Кн. 1. М.: Наука, 1992. С. 369 –371.

Новоградский Г. На пути к хлебной монополии // Летопись. 1916. № 10. С. 320.

Авилов Б. Настоящее и будущее народного хозяйства России. Пг., 1916. С. 80, 84.

Экономическое положение России перед революцией // Красный архив. 1925. № 3. С. 77–78.

Труды экономического совещания: 3 – 4 января 1916 года. М., 1916. С. 13.

Ошибки власти в продовольственном деле // Промышленность и торговля. 1917. № 6. С. 129.

Подробный анализ экономических проблем революций см.: Brinton C. Op. cit.; Стародубровская И. В., Мау В. А. Великие революции. От Кромвеля до Путина. М., 2004.

Одним из первых это проанализировал Алексис де Токвиль. (См.: Токвиль де А. Старый порядок и революция. М.: Московский философский фонд, 1997.) Более подробно эти вопросы рассмотрены в книге: Хиршман А. Риторика реакции: извращение, тщетность, опасность. М.: ГУ – ВШЭ, 2010.

Goldstone J. A. Revolution and Rebellion in the Early Modern World. Berkley: University of California Press, 1991. P. 296.

Приведенная здесь интерпретация может вызвать ряд возражений как не учитывающая некоторые характеристики, которые принято считать неотъемлемыми чертами всякой революции. Прежде всего это насилие, а также наличие стихийного массового движения и радикальность смены элит. Этот вопрос заслуживает особого рассмотрения, здесь же мы обратим внимание только на два момента. Насилие, безусловно, наблюдается в ходе любой революции, однако всегда возникает вопрос: какова мера насилия, «достаточная» для того, чтобы трансформация могла быть определена как революционная. Словом, критериальная роль этого феномена является весьма ограниченной. Весьма специфичным является и критерий массового неорганизованного движения – его обычно выводят из опыта революций в странах с преобладающим крестьянским населением, потенциал которых в основном исчерпался к началу ХХ века.

К любой великой революции применима данная Ф. Фюре характеристика Франции конца XVIII столетия: «В действительности революционный поток 1789 –1794 гг. хотя и регулировался сменявшими друг друга у власти группами, на самом деле никогда не находился под контролем, поскольку состоял из противоположных интересов и представлений» (Фюре Ф. Постижение Французской революции. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. С. 132).

Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Начала, 1997. С. 92.

Aftalion F. The French Revolution: An Economic Interpretation. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. P. 51.

Широкое признание существовавшей налоговой системы предельно несправедливой обернулось уже в первые месяцы Великой французской революции потерей контроля со стороны центрального правительства за поступлением налогов в казну. В этой ситуации властям ничего не оставалось, как официально закрепить ликвидацию налогов в качестве инструмента «старого режима». Хотя такое решение соответствовало теоретическим взглядам воспитанных на идеях физиократов вождей Национального собрания, по существу шаг этот был вынужденным и в полной мере отражал слабость режима. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что власти среди прочих налогов были вынуждены отказаться от попыток собрать единственный признаваемый физиократами справедливым налог – земельный.

Известно, что в бюджетах революционных правительств упомянутых великих революций налоговые поступления составляли мизерную долю, колеблясь от 2 до 15 % общей суммы доходов. (См.: Далин С. А. Инфляция в эпохи социальных революций. М.: Наука, 1983. С. 56; Harris S. E. The Assignats. Cambridge, 1930. P. 51.)

На самом деле взаимосвязь финансовых и социальных проблем революции не столь проста. Поскольку социальная структура революционного общества является исключительно подвижной, неустойчивой, «социальное поле» революционного правительства также находится в состоянии постоянного изменения. Это означает, что ни финансовые, ни социальные проблемы не могут быть решены сколько-нибудь основательно, устойчиво.

Для современного российского читателя небезынтересна следующая цитата, характеризующая ситуацию в постреволюционной (наполеоновской) Франции: «Если бы мы посетили любой крупный провинциальный город во Франции между 1808 и 1815 годами, то увидели бы голодающих учителей и священников, перебивающихся на скудном жалованье, пустые школы, больницы без медперсонала и без лекарств, городские власти, пребывающие в полной апатии и лишенные всякой инициативы» (Цит. по: Henderson W. O. Op. cit. P. 81).

«Директория не смогла воспользоваться результатами тех важных финансовых реформ, которые она осуществила. Надо занести в ее актив решение такой поистине гигантской задачи, как ликвидация ассигната, а также учреждение логичной налоговой системы, просуществовавшей более ста лет. Особенно выиграл от всего этого Бонапарт» (Godechot J. Les Institutions de la France sous la Révolution et l'Empire. P.: Presses Universitaires de France, 1951. P. 440).

Именно этим фактором объясняют некоторые исследователи агрессивность внешней политики Кромвеля, весьма странную для страдающего от нехватки финансовых ресурсов правительства. «Одинаково опасными были как долги бюджета перед армией и флотом, так и недовольство сквайеров и купцов. Единственно возможное решение Кромвеля в такой ситуации состояло в жесткой внешней политике… которая сама могла стать источником бюджетных доходов». Правительство Протектората предприняло также попытку привлечь армию и флот к получению разного рода причитающихся государству сборов и пошлин, в частности, с промышляющих в английский водах рыбаков. Это было своего рода «использование вооруженных сил одновременно в качестве источника и получателя бюджетных средств» (Ashley M. Financial and Commercial Policy under the Cromwellian Protectorate. L.: Frank Cass, 1962. P. 17). Еще более важную роль играли «революционные войны» для Франции. На протяжении нескольких лет они были важнейшим источником государственных доходов, единственным способом восстановления золотого запаса страны – с августа 1796 года в страну из-за рубежа начинают прибывать сотни миллионов франков в золотой монете.

См.: Далин С. А. Инфляция в эпохи социальных революций. С. 41 –43.

Пожалуй, первым на эту связь указал Э. Берк. Он резко критиковал выпуск французских ассигнатов как «вопиющее поругание собственности и свободы», отмечая прежде всего перераспределительную функцию ассигнатов: «Союз банкротства и тирании во все времена и у всех народов редко являл столь грубое надругательство над кредитом, собственностью и свободой, каким стало принудительное введение в обращение бумажных денег, редко могло быть осуществлено союзом грубости и тирании во все времена и у всех народов». В бумажных деньгах Берк видел источник будущих кризисов и невозможности успеха Французской революции, в отличие от Английской. (См.: Берк Э. Размышления о революции во Франции. L.: Overseas Publications Interchange Ltd, 1992. С. 205, 216, 239 – 245.)

См., например: Фалькнер С. А. Бумажные деньги французской революции (1789–1797). М.: ВСНХ, 1919; Далин С. А. Указ. соч.; Aftalion F. Op. cit.

Aftalion F. Op. cit. P. 73.

Это признавал в 1919 году даже В. И. Ленин. А В. А. Базаров, находившийся тогда в оппозиции, сделал парадоксальный на первый взгляд вывод, что именно мешочники и спекулянты являются подлинной социальной базой большевистского режима, поскольку именно в этих условиях дела их идут в гору. (См.: Базаров В. Последний съезд большевиков и задачи «текущего момента» // Мысль. 1919. № 10. С. 356.)

Цит. по: Aftalion F. Op. cit. P. 167.

Этот вопрос подробно рассмотрен нами в статье: Мау В. А. Политическая экономия революции: историко-экономический опыт // Истоки. Вып. 4. М.: ГУ – ВШЭ, 2000. С. 327 –332.

Thirsk J. The Sales of Royalist Land during the Interregnum // The Economic History Review. 1952. Vol. 5. No. 2. P. 188 –207; Архангельский С. И. Продажа земельных владений сторонников короля // Известия Академии наук СССР. Отделение общественных наук. 1933. № 5. С. 363– 389.

Bottigheimer K. S. English Money and Irish Land: The Adventurers’ in the Cromwellian Settlement of Ireland. Oxford: Clarendon Press, 1971. P. 119.

Aftalion F. Op. cit. P. 174 –175.

Arendt H. On Revolution. L.: Penguin Books, 1990. P. 63– 68; Арендт Х. О революции. М.: Европа, 2011. С. 95 –101; Thirsk J. Op. cit. P. 207. Впрочем, как показывают современные исследования, масштабы перераспределения собственности от старой элиты к новой в годы Великой французской революции также не следует преувеличивать. (Cobban A. History of Modern France. Vol. 2. Baltimore: Penguin, 1957. P. 26; Goldstone J. A. Op. cit. P. 296.)

James M. Social Problems and Policy During the Puritan Revolution 1640 –1660. L.: George Routledge, 1930. P. 75.

The Cambridge History of Latin America. Vol. V. Cambridge: Cambridge University Press, 1987. P. 86; Итоги десятилетия Советской власти в цифрах, 1917 –1927. М.; Л.: ЦСУ СССР, 1928. С. 244–247.

В советской экономической литературе 1920-х годов были проанализированы «закономерности послевоенного становления народного хозяйства». (См.: Громан В. О некоторых закономерностях, эмпирически обнаруживаемых в нашем народном хозяйстве // Плановое хозяйство. 1925. № 1, 2; Базаров В. О «восстановительных процессах» вообще и об «эмиссионных возможностях» в частности // Экономическое обозрение. 1925. № 1.) Ими было показано, как и почему более разрушенные отрасли восстанавливаются более быстрым темпом и как к концу определенного периода в народном хозяйстве восстанавливается дореволюционное равновесие. Эти вопросы будут нами подробно рассмотрены в главе 11 настоящей книги.

К. Бринтон следующим образом характеризовал завершающую фазу революции: «Одной из наиболее характерных черт этого периода, наблюдаемых не только во Франции и в России, но в известной мере и в Англии 1650-х годов, и в Америке при создании Федерации, является распространение экономических тягот, особенно выпадавших на долю беднейших слоев населения, причем зачастую худших, чем в годы террора и последних лет старого режима». (Brinton C. Op. cit. P. 212.)

Ясный Н. М. Продовольственный кризис и хлебная монополия. С. 12– 13.

Экономическое наследие старого режима // Промышленность и торговля. 1917. № 8– 9. С. 190.

Кондратьев Н. Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. С. 207.

Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской социалистической революции. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1957. Ч. 1. С. 181.

Первый Всероссийский торгово-промышленный съезд в Москве: 19 –22 марта 1917 года. М., 1918. С. 95.

Торгово-промышленная газета. 1917. 16 июня.

Первый Всероссийский торгово-промышленный съезд. С. 95. «Необходимо признать распределение, а не свободную торговлю, – настаивает здесь же представитель клинского продовольственного совещания от торговцев. и добавляет: – Надо, чтобы цены были нормированы на все продукты». (Там же. С. 96 –97.)

Всероссийское совещание Советов рабочих и солдатских депутатов: стенографический отчет. М.; Л.: ГИЗ, 1927. С. 203.

Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов: протоколы заседаний Исполнительного комитета и бюро ИК. М.; Л.: ГИЗ, 1925. С. 150; Известия Петроградского Совета. 1917. 17 марта.

См.: Борьба с экономической разрухой // Известия. 1917. 19 мая.

Ясный Н. Советские экономисты 1920-х годов. Долг памяти. М.: Дело, 2012. С. 159.

Фанатические приверженцы идеи планирования обозначились тогда отнюдь не на крайне левом фланге, как этого можно было бы ожидать. Большевики, которые впоследствии станут главными проводниками централизованной модели, в 1917 году мало интересовались идеей «единого хозяйственного плана», сосредоточившись на борьбе за захват политической власти. Плановое хозяйство в условиях существования буржуазного или даже социалистического, но не большевистского правительства было им ни к чему.

Заседания Экономического совета при Временном правительстве: стенографический отчет. 1917. № 1. С. 1.

Заседания Экономического совета при Временном правительстве: стенографический отчет. 1917. № 2. С. 11– 12.

Заседания Экономического совета при Временном правительстве: стенографический отчет. 1917. № 7. С. 15, 30.

См.: Ясный Н. М. Продовольственный кризис и хлебная монополия. С. 12, 19.

Заседания Экономического совета при Временном правительстве: стенографический отчет. № 6. С. 28. Так, уже весной 1917 года Н. М. Ясный предлагал: «Должны быть образованы рабочие команды из тыловых частей для откомандирования на сельскохозяйственные работы. Последние должны поступить в распоряжение уездных и волостных продовольственных комитетов. Наконец, должны быть более рационально, чем прежде, использованы военнопленные» (Ясный Н. М. Продовольственный кризис и хлебная монополия). Очевидно, что идея трудармий, практическое создание которых связывается с деятельностью Л. Д. Троцкого, появилась несколько ранее и в кругах хотя и социалистических, но никак не симпатизирующих большевикам.

Заседания Экономического совета при Временном правительстве: стенографический отчет. № 7. С. 16.

Каррик В. В. О хлебной монополии. Пг., 1917. С. 14–15.

«Новая продовольственная политика вдохновлялась… идеей мощи демократического государства. Под влиянием этой идеи мысль о возможности столкновения мероприятий государства с экономическими интересами тех или иных слоев народа, о возможной необходимости стать на путь резкого принуждения и крушения всей политики затемнялась, создавалась психология фанатической доброй веры в мероприятия государства и развитие государственного регулирования рассматривалось даже как некоторое завоевание революции». (Кондратьев Н. Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. С. 207.)