Государство и его уголовное судопроизводство - стр. 17

. Будучи результатом наднациональной инициативы Европейской комиссии51, ордер на получение доказательств анонсировался в свое время с большой помпой. Так, министры внутренних дел Великобритании и Франции Джон Рид и Николя Саркози (еще до его президентства) выступили в 2006 г. с программной статьей, заявив, что европейский ордер на получение доказательств «улучшит и ускорит процедуру обмена доказательствами между нами», в частности, по делам о терроризме52. Представитель Франции в Евроюсте Ф. Фалетти также увидел в новом ордере на получение доказательств упрощение процедуры, но, начав объяснять, в чем оно заключается, был вынужден признать, что речь идет о вопросах отнюдь не технических. По его словам, «европейский ордер на получение доказательств снизит риски отказа в предоставлении доказательств по мотивам, связанным с национальным суверенитетом»53.

Как бы то ни было, невзирая на изначальный оптимизм, реализовать этот общеевропейский институт не удалось главным образом в силу отсутствия взаимного доверия между государствами-членами ЕС в части надлежащего функционирования их уголовно-процессуальных систем, а также по причине того, что «власти ЕС не приняли во внимание имеющиеся различия качественного характера» в регулировании собирания доказательств в различных странах ЕС при отсутствии «предпосылок, указывающих на стремление национальных правительств гармонизировать свои уголовно-процессуальные системы»54. В результате было принято еще более революционное решение: отказаться от института европейского ордера на получение доказательств (он фактически так и не стал применяться), но не делать при этом никаких шагов назад – только вперед, в еще более радикальном направлении.

Так появился институт европейского ордера на производство следственных действий, введенный Директивой Европейского парламента и Совета ЕС от 3 апреля 2014 г. и подлежащий имплементации в срок до 22 мая 2017 г. Суть нового института, призванного заменить традиционные запросы о правовой помощи, заключается в том, что «ордер на производство следственных действий – это судебное решение, выданное одним государством-членом с целью совершения на территории другого государства-члена определенных следственных действий, направленных на получение доказательств»55. При этом, что очень важно, исполняющее государство по общему правилу обязано совершить указанное в ордере следственное действие в соответствии с процедурой, установленной законодательством выдавшего ордер государства. Другими словами, государство должно применить на своей территории иностранное уголовно-процессуальное право, что полностью противоречит уголовно-процессуальным аспектам государственного суверенитета, когда, допустим, власти ФРГ, получив ордер из Румынии, обязаны совершить указанные в нем следственные действия на основании не своего УПК, а УПК Румынии. Исключением из этого правила являются случаи, связанные с отсутствием в законодательстве исполняющего государства тождественного следственного действия, с наличием возможности достичь исполняющим государством аналогичных результатов с меньшим количеством затрат и некоторые другие56, т. е. сами составители Директивы 2014 г. понимали определенную умозрительность ситуации скрупулезного применения французскими или немецкими властями литовского или эстонского уголовно-процессуального законодательства. Однако даже при возникновении формальных оснований для «исключений» использование запрашиваемым государством собственного уголовно-процессуального законодательства должно быть согласовано с запрашивающим государством, иначе никто, конечно, ничего исполнять «по иностранному праву» не будет, а «исключение» станет непреложным правилом, в чем также прекрасно отдавали себе отчет составители данной Директивы.