Государственный Алхимик - стр. 19
На моей бледной коже тоже имелась Тагма, но у алхимиков это были не круги разного цвета, как у артефакторов, а ромбы с разными металлами.
В моём случае – жидкая Тагма ртути, а не твёрдая Тагма из золота, железа, серебра или меди, как у «нормальных» алхимиков.
Да, у меня имелся чёртов ромб с блестящей ядовитой жидкостью!
Прямо на коже!
Пока всего один, потому что и ранг был самый начальный.
Тагма не причиняла мне физической боли, не пачкала одежду. Она просто была. И все восемь лет я мечтал, чтобы этот проклятый ртутный ромб вырвали из моего плеча на процедуре Избавления.
Но вышло так, что теперь я демонстрирую её полицейскому, чтобы доказать, что я маг мирный, не представляющий опасности и даже в чём-то жалкий.
– Спасибо, господин Ломоносов, – кивнул мне полицейский. – Тагма подтверждена. Ваша каста: Ртуть и Меркурий. Ваш ранг: Пробужденный Неофит.
Он посмотрел на меня с жалостью и в то же время с недоверием. В его голове до сих пор не укладывалось, как несуразный артефактор и ртутный алхимик смогли выжить.
В итоге на время расследования и для замены моего поврежденного вагона поезд задержали больше чем на сутки.
Почти всё это время я и Эл сидели в отдельном вагоне-ресторане, свежие и бодрые после ванной, а нас потчевали лучшими блюдами и напитками от шеф-повара.
Имперские Железные Дороги умели заглаживать вину, если, конечно, те, перед кем они виноваты, были ещё живы.
Теперь нам предлагали и компенсацию, и реабилитацию, и даже вакцинацию.
Но самое главное – официальное прошение извинений у Дома Ломоносовых и Дома Лавровых, в письменном виде, заверенное печатями и сопровождаемое подарками.
Хотя на самом деле никто так и не установил, как колдуны смогли попасть в бронированные вагоны: сначала к Лаврову, а потом и ко мне. Этим должна была заняться полиция и внутренняя охрана Железных Дорог.
– Ты лучше сам скажи, что от тебя колдуны хотели? – прямо спросил я.
– Да не знаю! – воскликнул возмущённый Эл. – Сам бы хотел у них спросить!
Он сидел без очков и щурился, глядел на меня прямо и не отводил глаз, всем видом показывая, что не имеет к колдунам отношения.
Я решил зайти с другой стороны.
– Значит, твоя матушка – знаменитая княгиня Дорофея Лаврова? Просветлённый Творец?
Он вздохнул, облокотился на стол и уткнулся лбом себе в ладонь.
– Да! – В его голосе появилась обречённость. – Моя матушка очень меня опекает. Настолько, что хочется удавиться.
– А отец?
Эл снова вздохнул.
– А что отец… он давно болеет, постельный режим, санатории на Чёрном море и прочее. Всеми делами матушка заправляет. Заодно на нас с сестрой отыгрывается. Опекает жутко, следит за каждым шагом. Сестра её жалеет, терпит, а сама, наверняка, тоже мечтает сбежать.
Я опять внимательно на него посмотрел.
Мне, одиночке, чужаку и изгою, было даже интересно, как можно бежать от самого дорогого, что есть у человека – от любви матери.
Но тут, конечно, смотря какая любовь. И смотря какая мать.
О своей настоящей матери из прошлого мира я мало что помнил – в три года меня уже отдали в монашескую школу, а родители приходили ко мне только в праздник, раз в году.
– Значит, ты от матери сбежал? – спросил я.
Эл качнул головой, так и не убрав ладонь со лба.
– Не совсем. Матушку ещё потерпеть можно. Но вот церемонию у неё я точно не пройду. Меня ждёт позор, изгнание из семьи и лишение наследства. Точно тебе говорю. Всё достанется моей целомудренной и правильной сестре.