Горько-сладкий - стр. 16
– Я… я попробую что-нибудь придумать. Может, они меня послушают и оставят вас в покое. Я уверена, они не такие плохие, – несмело проговорила воспитательница.
– Да что ты сделаешь? Ты даже за себя не можешь постоять, о чем вообще речь? Нет, пусть это будет уроком для Грима. Пусть он будет осторожнее в следующий раз.
– Но как он будет сам ездить в садик? Ему только пять лет, – жалостливо посмотрела на мальчика Ирма.
– Ты просто не знаешь, на что он способен. Грим стирает, убирает, знает расположение всех вещей в квартире. А недавно он вообще вышел с битой защитить меня, правда, ничего не получилось, кто из детей на такое способен? Каких детей? Даже взрослые не смогут. Грим вырастит либо преступником, либо гением, либо никем. Среднего не дано. Он точно будет чувствовать превосходство в какой-то сфере. Пусть даже в сфере неудачников. – Филадельфия говорила с примесью гордости. Она сама делала его взрослым. Фила не собиралась прощать проступки. Женщина не давала шанса Гриму быть маленьким.
– Я живу в соседней квартире, если что, могу за ним присмотреть. – Как всегда хотела помочь Ирма.
– Ой, хорошо, но не думаю, что ему понадобится помощь, – небрежно бросила Филадельфия. Она относилась к Ирме, как к наивной девчонке.
– Я все же рядом. Водить его в другой сад я не смогу…
– Стоп, я уже сказала же, что он будет сам ездить в сад! – Не выдержала Филадельфия и повысила голос. Ее раздражала доброта Ирмы. Она не понимала, как можно быть такой дурочкой, которая всем подряд может помочь.
– Но ведь он совсем малыш, – испуганно пролепетала она.
– Грим не малыш. Он – волчонок!
После того, как Ирма ушла к себе домой, Филадельфия закрыла дверь на задвижку и достала из шкафа ремень. Грим увидел его и сразу убежал в другую комнату. Он спрятался за батарею, но мама знала о его секретном месте и небрежно выволокла оттуда. Грим невольно вскрикнул, потому что ударился локтем о батарею.
– Грим, это твое наказание!
Мальчика начало подташнивать от запаха алкоголя, как обычно, но он сдержал рвотный рефлекс. Филадельфия сбросила бутылки из-под водки с дивана и уселась на него, грубо схватив сына. Она резко стянула с него брюки с трусиками и положила его животом на свои колени, чтоб была видна попка. Она замахнулась ремнем и жестко ударила Грима. Предательские слезы сразу украсили щеки мальчика, но он молниеносно протер глазки кулачками, чтобы соленые сапфиры не показали его боль. С каждым ударом ремня Грим начал закрывать глаза, представляя что-то совершенно другое. Сначала он вспомнил, как расчесывал маме волосы, потом, как Ирма проводила большим пальцем по его щекам.
Увы, боль дала о себе знать, когда Филадельфия ударила в четвертый раз. Фила решила, что на этом наказание окончено и отпустила на пол сына. Грим пополз за батарею, в свое укромное место и дождался, пока мама уйдет в спальню.
– Волчонок, прости, пожалуйста, но только так ты поймешь, что хорошо, а что плохо.
Она подошла к батареи и протянула руку. Грим сильно любил маму и поэтому взял в ответ ее. Фила поцеловала ручонку и все-таки ушла из комнаты.
Мальчик свернулся клубочком и тихо заплакал. Ему было и больно, и обидно. Весь микс. Может, мама не любит его вовсе? Грим стиснул зубы, но слезы стиснуть не удалось. Они струились из его серых глаз, увлажняли нежные, как тесто, белые щеки. Через час мальчик пришел в чувство. Ему хотелось есть, желательно картофельное пюре или куриный суп. Казалось, сегодня Филадельфия возилась на кухне, но уловить носом запах ее приготовлений Грим не смог. Тихими маленькими шажками мальчик прокрался на кухню. Он вообразил себя супергероем, умеющим бесшумно двигаться, как тень. На середине стола что-то спрятано под белой тканью. Несмелой ручонкой Грим сдернул ее и обнаружил пирог. Он отломил кусочек, жадно проглотил его и ощутил, как голодный желудок приятно наполнился яблочным повидлом.