Горелая Башня - стр. 7

– Уф, можно перевести дух. Как я боялся, что мембраны не хватит, надо срочно новые выдувать, это была последняя.

– И ниточек что-то маловато осталось, ой, маловато! А полнолуние ещё нескоро.

Ну, кто первым слезает?

– Я. Лестницу тебе подстрахую – вон ты как вымоталась, аж пальцы дрожат.

– Ничего, подрожат и перестанут. Зато мы его сделали.

Уже спустившись, посидели немного на сундуке, сгрызли по яблоку.

– И чего у тебя только нет в карманах!

– А как же, бывалый путешественник должен быть запаслив и предусмотрителен. Слышишь?

– Что?

– Эхо. Эхо наших слов!

– О, гляди-ка, воробей! Кажется, окна наглухо закрыты, а уж он тут как тут – шустрая, однако, птаха!

– Значит, справились. Вроде, теперь в этом районе чисто?

– Ребята проверят. Устала?

– Немного. Какой это у нас чердак?

– Девятый.

– Ничего себе! Дай бог, чтобы последний. Вот так, Эмиссара два года как нет, а кто-то Нихелю опять мостит сюда дорогу.

– И, кажется, мы знаем, кто.

Ладно, пошли, а то хозяева лестницы хватятся.

По-осеннему быстро на вечерние улицы стала наползать темнота, мелкая морось висела в воздухе, не проливаясь настоящим дождём. Из-за закрытых ставен, из-за плотных штор выбивались узкие полоски света.

– Ну чего ради я ребятню сюда потащила? Сидят они сейчас дома запертые, куксятся, не знают, чем себя занять, им бы по улицам побегать, а я и отпустить их пока не могу, изведусь вся. Город этот стылый изведёт…

И тёмный осенний город, ухмыляясь битыми стёклами погасших фонарей, тревожно шурша опавшими серыми листьями, дуя в спину зябким ветром, прогудел с издёвкой: – Из-з-веду-у!.. Из-зведу-у!..

Михаэль приобнял девушку за плечи и той стало чуть теплее на душе, да и ветер, словно извиняясь, принёс откуда-то бледно-жёлтый тополиный листик, и положил у самых ног. Элис нагнулась, подняла скромный подарок. И город, будто убедившись, что перед ним свои, снял пугающую маску, улыбнулся горько и печально.

– Скажи мне, Михаэль, вот казалось, Круг борется за правое дело, нам бы на всех углах кричать: – Люди, опомнитесь, встаньте рядом, помогите нам, самим себе помогите! – Так нет, мы молчим, мы таимся, мы называемся чужими именами, живём под чужими личинами, зато «охотники» ходят по городу открыто. И открыто зовут за собой. Да, люди их боятся, но это не мешает ими восхищаться, считать жестокость признаком мужественности, видеть в «добровольческих отрядах» своих защитников. И мальчишки глядят на них восторженными глазами и пытаются подражать своим кумирам!

– Люди полны тревоги. Они не могут понять, что происходит, а тот, кто всё это сплёл, очень умело тревогу нагнетает. Очень умело дёргает за ниточки, распускает слухи. Людям на самом деле плохо, тоскливо, неуютно, они не могут понять причины и ищут виновных, ищут врага. Пророки и проповедники на площадях стращают карой небесной, добрые старушки на лавочках повторяют страшилки, девочки в белых платьицах, словно призраки, бредут по улицам распевая раздражающие псалмы, тощая кошка, суля неприятности, перебегает дорогу – всё это враждебно, всё это окружает обыкновенную привычную жизнь сжимающим кольцом, и нет защитника, готового дать отпор. И объявляются такие «охотники». Вот она – реальная сила, вот он – герой, способный обрушить карающую длань или что-там у этих – дубину? топор? нож в сапоге?