Горелая Башня - стр. 3

И они разошлись, растворились в осеннем тумане.

Ивар наторенной дорогой спустился к набережной Шельды. Это был район ремесленников, тех, кому для работы требуется много воды или же тех, кто работает с огнём – кузнецов, горшечников, стеклодувов. Окна в небольшом домике на задворках были плотно закрыты ставнями. И свет из-под ставен пробивался узкой полосой. Мальчишка стукнул в крайнее окошко условным стуком. Дверь почти сразу скрипнула и распахнулась.

– Ты что так поздно? Мать дома уши надерёт и мне с тобой заодно.

– Не дотянется.

– А то, что волнуется она за тебя, обалдуя, в голову тебе не приходило?

– Ладно, Михаэль, хоть ты не пили, что я, маленький, за меня волноваться? Мы, портовые – парни фартовые, в воде не горим, в огне не тонем.

– Кофе будешь, портовый?

– Кофе буду и от колбасы не откажусь.

– А от супа?

– Ну и от супа, естественно.

– Тогда садись, жди.

– Я пока на полках пошарю.

– Э, деточка, ручки за спину убери от греха – стекло, штука хрупкая.

Михаэль вышел на кухню, а Ивар, демонстративно скрестив руки на груди, направился к шкафам и полкам, где были расставлены вперемешку тонкие графины и какие-то непонятные колбы, вазы, бокалы и обыкновенные банки. Прозрачный шар, величиной с большое яблоко, внутри которого густым кобальтом мерцал, словно дорогой кристалл, узкий многогранник, привлёк его внимание. Этой штуковины он ещё не видел.

– Михаэль, можно я его потрогаю.

– Конечно, нельзя.

– Ты же не видишь о чём я.

– И видеть не надо. Хочешь, чтобы он взорвался и пылью по комнате разлетелся?

– Ты всерьёз?

– Куда уж серьёзней. Вещь выстояться должна.

В комнате запахло наваристым гороховым супом, кофе и колбасой. Для Ивара эта гремучая смесь сейчас была лучшим запахом на свете.

– Давай, лопай,

– А ты?

– Ну и себя не обижу.

Они дружно заработали ложками.

– А теперь рассказывай, что случилось?

– Мембраны закончились. Что было, мы, как договорились, развесили в старых погребах.

– И у меня закончились. Надо новые выдувать. Так что приходи через недельку. Только не в такую темень.

– Да нет ещё никакой темени, даже шести на башне не пробило. Где вешать -то будем?

– Вот придёшь, там и решим.

– А сейчас что?

– А сейчас домой,

– Михаэль!

– Ну что ещё?

– А долго на стеклодува учиться надо?

– Думаю, чуток подольше, чем на подметальщика улиц.

– Я серьёзно.

– Что, тянет к стеклу? Жаль, не могу я сейчас ученика взять, не до того. Ладно, живы будем, разберёмся.

* * *

Случайная встреча растревожила Гийома, оставила какой-то осадок в добавку ко всему накопившемуся за эти дни.

Почему-то сегодня Город никак не хотел засыпать. Далеко разносились обрывки чужих разговоров, ругань, непонятные шорохи, скрипы. Подвыпившая компания хриплыми голосами орала «Жди меня, моя малютка». По неровной брусчатке прогромыхала телега. Внизу хозяйка визгливым голосом отчитывала кухарку. По деревенским понятиям была уже глухая ночь, на городской ратуше часы голосом приглушённым и далёким вызвонили одиннадцать, а Элис всё не шла.

Во дворе темень. Огни в домах придавлены толстыми шторами, заперты глухими ставнями. Редкие фонари светят тускло. Зыбкие круги света словно неверные маяки в темноте. Стыло. Промозгло. Тревожно.

Тревога не даёт уснуть, и хотя им велено никого не ждать, а забираться в постели, едва хозяйка запрёт входные двери, Гийом и Метте сидят за столом, покрытым куском облысевшего вишнёвого бархата вместо скатерти. Сидят, уставившись на потрескивающую и мерцающую сальную свечку. Сидят молча, словно им и говорить не о чем. Неуютный чужой дом. Неуютный чужой город.