Горелая Башня - стр. 17
– Мне не нравятся твои новые друзья!
Мне не нравится, что мой сын готов расшибиться в доску, лишь бы они были им довольны!
Мне не нравится, что из-за какого-то щипанного петуха моего сына по деревне ославили вором!
Мне не нравится, что из-за тебя, дурака, и на меня ложится пятно!
– Но па!..
– Молчать, когда я говорю! – Пряжка врезалась в отцовскую ладонь, оставив багровый след. – Мне не нравится, что ко мне приходят и жалуются на тебя уже не беспомощные старые бабки, а серьёзные мужики! Да и какое там «жалуются»! Они требуют. Они прямо заявляют, что если я сам не смогу приструнить тебя, то за дело возьмутся они.
И мне! Мне! – не последнему здесь человеку, – пришлось разговаривать с ними уважительно. Пришлось юлить и обещать. И кланяться пришлось.
Потому что, если ты не в силах понять, то я понимаю отлично – нельзя идти против целой деревни. Как нельзя против ветра кое-что делать.
Мне в открытую сказали, – мол не одна твоя лавка есть на белом свете. Мол в соседних деревнях лавки ничуть не хуже, а добраться туда что плюнуть – чуть не в каждом дворе есть хоть какая, да лошадёнка. Что стоит запрячь её да съездить прогуляться хотя бы разок в неделю?
А если такое случится, милый мой отпрыск, мы разорены. Ты это понимаешь куриными своими мозгами?
Ну а теперь вводная часть окончена. А чтобы не получилось, что ты мои слова как всегда в одно ухо впустишь, а в другое выпустишь, закрепим теорию практикой.
Давай-ка поменяемся местами. – Трактирщик встал с лавки и сдвинул её на середину комнаты.
Спускай штаны! Ну, не стесняйся! Живо, я сказал!
* * *
Просторный старый дом, дом Хильды из Залесья, собрал своих обитателей за вечерним столом. Под керосиновой лампой было уютно и тепло, но отчего-то грустно. Неожиданно в столовую влетела капурёшка. Большущая, василькового цвета. Лопнула. Разлетелась мелкими шариками-капурёшечками и уронила на скатерть свёрнутое трубочкой послание.
– Ух ты!
– Почта, господа! Это вам, разбойники, – бабушка отделила скрученный листок, отдала Ильзе. – Ну, вслух читаем или …
– Вслух, вслух! – Загалдели внуки.
– Тогда всё вслух?
Ребята задумались.
– Ладно, пускаем письма по кругу, что стоит озвучить, озвучим. Как бы сказать капурёшкам, чтобы они подождали ответа?
– А вот ты уже и сказала. Они подождут.
Вглядываясь в бисерные строчки долгожданной весточки, читали, зачитывали вслух куски, потом целиком, потом перечитывали, вставляя свои реплики. Слов было мало, – что уместилось бы на клочках бумаги размером с конфетный фантик? А за словами стояло что-то невысказанное и непростое.
Капурёшечки роились над столом в ожидании ответа.
– Ну, что решаем? Отпустим ребят к Мартину?
– Так их бы надо ещё спросить, вроде они насмерть тогда обиделись?
– Обиделись и назад переобиделись.
– И спрашивать незачем, едем!
– Тогда быстрее пишите ответ и начинаем сборы.
И вот короткие цедульки готовы. Капурёшки, пища и толкаясь подхватили бумажную трубочку, слились в одну большую синюю капурёху и вылетели в окно.
А утро застало Ильзе и Андерса в дороге. До мельницы их взялся подвести Дылда. А от мельницы наверняка найдётся попутная подвода.
Йен очень изменился за эти два года. Та подростковая гоношистость, что распирала его, заставляла выпендриваться, чтобы все видели какой он сильный и смелый, слезла с него, как слезает лохмами старая шерсть со зверя после линьки. Ну, что поделаешь, сидела в нём такая дурь, да перерос, – теперь он взрослый мужик и мозги у него взрослые. И дела на его плечах лежат взрослые.