Горелая Башня - стр. 14
* * *
Кабинет Первого Министра. Руперт развалился в кресле, а напротив через стол в центре которого символом незыблемой власти был водружён малахитово-бронзовый чернильный прибор и в деловой готовности разложены бумаги в аккуратных кожаных папках, на краешке стула, весь изображающий из себя чиновничье внимание и готовность исполнять распоряжения начальства, примостился Ульрих.
Руперт демонстративно не обращает на него внимания, словно комната пуста. Листает какие-то документы, подписывает бумаги, промокает чернила тяжёлым пресс-папье. Всё не торопясь.
Потом, наконец, поднимает голову:
– Ну-с, милейший мой Ульрих фон и так далее, поговорим? Нам ведь есть о чём поговорить?
Он снова замолчал.
Ульрих покрылся холодным потом, он лихорадочно перебирал в уме возможные причины недовольства начальства. Неужели… Нет, этого быть не может! Откуда бы ему знать.
– Зря ты всё это затеял, ой, зря! Не по твоим зубам кусок.
– Это поклёп! Чистейшей воды поклёп!
– Что именно «поклёп»? Хвост поджал? Это хорошо, что хвост поджал.
– Я не понимаю…
– Всё ты отлично понимаешь. Ты сел бы поудобнее, а то как коза на насесте.
Или ты на моё кресло метишь? Так я уступлю. – Руперт встал и сделал приглашающий жест. – Прошу! Примерь, примерь к заднице – уютно ли ей? – Рывком срывает упирающегося Ульриха со стула и толкает в кресло. Тот пытается выбраться. Руперт локтем отправляет его обратно. – Сидеть! Сидеть, я сказал! – И сразу, с жёсткого на вкрадчивый – Ноги до полу достают? А то можно и скамеечку подставить.
– Оговорили меня! Чем угодно поклянусь, оговорили! – Ульрих всё же вывернулся из кресла.
– Фу, сразу и на колени! Как это пошло! Мелко! Сядь, не мельтеши.
Ульрих вновь оказался на краешке казённого стула. Руперт развалился в кресле.
– Продолжим?
Так вот, милейший мой, не по твоей хлипкой заднице это место. Ты, по природе своей не политик, нет, – ты обычный придворный интриган. Ты прекрасно, прямо таки виртуозно, умеешь нагадить кому-то по-мелкому, или даже по-крупному, пустить поганенький слушок. Умеешь подсуетиться и оказаться в нужное время в нужном месте. И всё.
А вот чтобы в это кресло забраться, да в нём потом усидеть, твоего ума уже не хватит.
Видишь ли, дорогуша, я и разговаривать бы с тобой не стал. Ты мне неинтересен. Видеть в тебе собеседника, смешно, втолковывать тебе азы нелепо… Да, как это ни печально, ты мне не интересен. Но ты мне нужен. И, пока ты мне нужен, – дыши.
– Я заслужу!.. Я искуплю!. Я не за страх, а за совесть!..
– Ох, мне не надо твоего «за совесть», за страх вполне достаточно.
Твоё счастье, что ты был достаточно благоразумен, и не дал бумагам из одного неназываемого дома хода. Что два года выжидал удобного часа, да так и не решился укусить.
Только поразмыслил я тут на досуге и понял, что нелепо оставлять важные документы в чужих руках. А то мало ли кто моего верного помощника конфеткой поманит.
Конечно, я мог бы прижать тебя к ногтю и даже этого не заметить. Но я не мстительный человек. Поэтому я даю тебе шанс: – Если через три часа все бумаги – ты отлично знаешь, о чём я, – все бумаги, до последнего листочка, окажутся на этом столе, я посчитаю, что незначительное недоразумение исчерпано и ты опять всей душой и телом… Ну, и далее по тексту. Но не дай тому случиться, чтобы хоть один листочек, хоть какая отсылка на те бумаги всплыла!..