Горелая Башня - стр. 11
– С чего мы должны заблудиться?
– Ну, так что же вы ещё здесь? Дайте и нам немного потрепаться, а то ведь мне долго за столом засиживаться не удастся, ещё пол-часика и побегу по делам.
Всё, целуйтесь, обнимайтесь и марш отсюда!
Ребята не стали дожидаться повторного приглашения и, смеясь, скрылись за дверью.
– Ну, Элина, а теперь рассказывай, что у вас тут в столице происходит? Тебе ведь изнутри видно что-то, чего мне со стороны не разглядеть.
– Если бы я хоть что-то сама понимала! Люди обозлённые стали, мрачные, Мартин и тот последние дни как из дворца придёт, аж кулаки сжимает, что там у него не так, лучше не заикайся, на все мои вопросы он только хмыкает да пыхтит. На кошек с чего не пойми озлобились, кошки-то кому помешали? Цены растут как на дрожжах, не подступись. Это мы с мужем можем не задумываться, почём на рынке мясо на кости, не дешевле ли кость без мяса, нам пояс потуже завязывать не приходится, а у кого доход невелик да малышни куча? Многим ведь каждый медяк на счету, какое уж там мясо, крупы бы купить да капусты, а что дальше? Поневоле проповедников дурноголосых слушать начнёшь. Они гундосят о грехах да о возмездии, а злоба неприкрытая по улицам гуляет, того-гляди пожаром вспыхнет. Как задумываться начнёшь, так страшно становится.
Я вот и рада вашему приезду, а может, зря вы это сейчас затеяли, может, лучше вам с ребятишками в деревне пока отсидеться?
– Не отсидишься в такие времена ни в деревне, ни за морем, ни за каменными заборами. А детишки… Не маленькие уже детишки, сами вправе выбирать.
* * *
А «детишки» тем временем бродили по улицам. Порой им казалось – вот он, прежний Виртенбург, пёстрый, торопливый, деловой, но чаще они совсем не узнавали города. Исчезли стайки нарядных ребятишек, цветочницы с розами и георгинами, яркие вывески над дверьми магазинов, яркие шляпки и шарфы на прохожих. В деревне капурёшки носились наперегонки со стрижами, здесь не видно было ни одной. Съели ребята по пирогу, хотели горбушки по-привычке воробьям покрошить, так не встретили по дороге ни воробья ни голубя. Что кошки пропали, тому они не удивлялись, поумнели кошки, на глаза людям не лезут.
И тут они увидели кошку. И народ кучкой в стороне – глазеют, словно представление им показывают, А рядом с кошкой…
Серебристая Тутси была домашней любимицей, главной её работой было урчать да мурлыкать сидя на коленях у хозяйской дочки, и с этой работой она прекрасно справлялась, ну и заодно на досуге мышей во дворе ловила, в дом им ходу не давала.
Нет, об этом вспоминать нельзя! Нельзя! Ни о хорошем, ни о плохом! Она выжила, и это – главное. Выжила, когда её выкинули на улицу… Нет-нет, не вспоминать, не расслабляться!..
Но как такое могло с ней случиться? Она ведь не сделала ничего плохого – не разбила, не поцарапала, почему же её вдруг ухватили за шкирку и швырнули в холод и дождь?!
Когда хозяйка захлопнула дверь, Тутси слышала, как рвалась к ней маленькая девочка, как кричала, но взрослые оттащили ребёнка и с грохотом заперли засовы.
Всю ночь мокрая, теперь уже не серебристая, я просто серая кошка бродила вокруг дома, пытаясь вернуться, но когда утром входная дверь распахнулась, и Тутси собралась юркнуть в комнату, хозяйка, та самая хозяйка, что кормила её и ласкала, называла умницей и красавицей, так пнула её ногой, что кошка отлетела на булыжную мостовую, а вслед громыхнуло по камням что-то тяжёлое. Тутси стрелой рванула по незнакомым улицам, боясь перевести дух.