Гонки на дирижаблях - стр. 47
– Боюсь, это невозможно, Маргарита Николаевна.
– Сегодня на обед придёт Иван, нож справа… нож справа, Саша! У нас, разумеется, – пожала плечами Дорофеева, отставляя сахарницу, – есть форменные платья, но нет твоего размера. И поэтому, дорогуша, это делается с вычетом из зарплаты прислуги. Однако для этого требуется время. Если девушка хочет работать в приличном доме, она должна стараться выглядеть прилично.
– Я могла бы попробовать ушить платье, если бы вы были так добры и дали мне его, – Саша остановилась напротив хозяйки.
А та почему-то смотрела мимо неё.
Оказывается, клиентка из пятой квартиры стояла в дверях кухни.
– Доброе утро, Аделия Петровна, – сказала Дорофеева, взгляд её стал предупредительным, но совсем чуть, ровно настолько, насколько насмешливо она относилась к этой жилице. – Иди, Саша, я позову тебя, если будет нужно. Извините, Аделия Петровна, я слушаю вас, – и тяжело вздохнула, привкус скандала она улавливала своим породистым носом издалека.
– Нет, пусть останется, – прощебетала жизнерадостно дама в голубом чудесном костюме и маленькой шляпке с откинутой вуалеткой. Содержанка из пятой квартиры, томная особа, всегда придирчиво следившая, чтобы ей оказывали уважение. – Доброе утро, Маргарита Николаевна. Я в растерянности, Маргарита Николаевна! Нам рекомендовали вас, как приличный пансион, где всё пристойно, где следят за прислугой.
– Что вы хотите этим сказать, мадам? – Дорофеева выпрямилась в кресле.
– У меня пропали серьги, – дёрнула плечиком Аделия Петровна, взяла высокую истерическую ноту и надула губы, – с бриллиантовыми бантиками.
Маргарита Николаевна встала.
– Кто у вас убирает? – спросила она.
– Вот она! – уставилась на Сашу.
– Я… – Саша покраснела, – но я ничего не брала, мадам!
– Больше никто не входит ко мне, кроме неё! – холодно продолжала та.
Маргарита Николаевна раздражённо посмотрела на Сашу. Ей не верилось, что девчонка способна на такое. Неужели ошиблась? Потом подошла к двери, открыла её и крикнула:
– Эй, кто-нибудь, пришлите ко мне Елизавету!
– Я могу позвать её, – Саша пошла было к выходу.
– Нет. Ты останешься здесь.
Аделия Петровна удовлетворённо вздёрнула свой скошенный подбородочек кверху.
Повисло тягостное молчание, нарушенное только один раз самой хозяйкой.
– Присядьте, сударыня, – сказала она с одышкой, что являлось признаком сильного гнева.
Не успела она это произнести, как в дверях появилась запыхавшаяся Елизавета.
– К вашим услугам, Маргарита Николаевна! – выпалила она.
Глаза её, юркие как мышки, перебегали с одного лица на другое. В чистом переднике на хорошо подогнанном форменном платье, с собранным в аккуратную шишку русым волосом, вся она была само внимание. Впечатление портил лишь грубовато слепленный нос, хрящеватый и будто обрезанный, придавая гневливое, вздорное выражение.
– Будьте обе здесь, – коротко приказала хозяйка и обратилась к клиентке: – Пойдёмте, мадам.
Они ушли. Елизавета пожала плечами и спросила:
– Что надо этой лангусте?
Аделия Петровна желала слыть изысканной дамой и ела каждый день лангустов, которых продавали втридорога и только в магазинчике француза Бертье.
– У неё пропали серьги. Помнишь, ты примеряла их? Может, они упали куда-нибудь, – сказала Саша задумчиво.
Тогда Елизавета показывала, как делать уборку, с чего начинать, что нельзя упустить ни в коем случае. И, протирая бюро, увидела открытую шкатулку с серьгами. Через секунду она уже была в них.