Голубые океаны - стр. 29
Страшно больно было смотреть на отца, он тоже как будто постарел лет на десять, морщины на его лбу углубились, лицо было неухоженное, он таял на моих глазах. Трудно даже представить свою жизнь без Ольги Викторовны, без этого чуткого и милого человечка. И ведь она всегда была рядом с нами, своим незаметным теплом всегда нас согревала. Никогда не позволяла лишних слов, никогда не повышала на меня голос и, тем более, редко что запрещала, только если в особенных случаях. Отец понимал её и ценил всегда, а я совершенно ничего не понимал, и ведь не только её я не ценил, но и отца тоже. Пропускал всё мимо ушей, боялся впустить их в свой мир, закрывался, огрызался, ревновал и проглядел такую вещь, как болезнь у родного человека. И как я мог такое не почувствовать? Прощения мне не было, я не заслуживал того, чтобы Кристина помогала мне, чтобы направляла и открывала мои глаза на правду и реальность. Сейчас главной моей задачей было помочь этой хрупкой женщине не погибнуть, отогнать от неё смерть, дать ей второе дыхание, укрепить её организм, бороться вместе с ней, – ведь я мог, ведь я был особенным.
Кристина помогла мне открыться своим близким, но всё равно перед глазами стояла моя мама, и в моей комнате лежал её серебряный крестик, который я так и не осмелился показать отцу. Ольга Викторовна тихо посапывала в комнате, отец накрыл её тёплым пледом, в последнее время она стала сильно замерзать, после чего вышел снова ко мне и улыбкой дал понять, что вроде бы всё хорошо и паниковать рано. Я видел печаль в его глазах, чтобы почувствовать его боль, мне нужно было просто дотронуться до него, и тогда пелена догадок спадёт с моих глаз, но я не решился. Зачем мне чувствовать боль и печаль отца? И без прикосновений было понятно, что он чувствует, да и внешний вид его хорошо выдавал, он был похож на старика, уставшего и задумчивого. В комнате повисла тягучая тишина, и напряжение просачивалось через окна, мне было не по себе, лёгкий холодок пробежался по моей спине. Было такое ощущение, как будто тряслись стёкла и кто-то тихо постанывал, давно я не ощущал того, что преследует меня с детства.
– Скажи мне, а почему вы мне не сказали о болезни сразу же, как только сами узнали?– осторожно спросил я.
– Не хотели тебя волновать, ты и так занят учёбой, и Оля всегда тебя берегла от разных проблем, и вот сейчас запретила мне рассказывать о себе.
– А если честно?– недоверчиво спросил я, чувствуя в речи отца какую-то фальшь.
– Так и есть,– ответил он, грустно взглянув в мои глаза.– Ну, а если быть совсем уж честным перед тобой, то я не хотел тебя тревожить только из-за того, что тебе было бы наплевать.
– Что?– хрипло простонал я.
– Ты же себя знаешь, да и я тебя знаю! Ты всегда жил в своём мире, никогда не спрашивал, как дела и какое самочувствие? Как-то жил с нами, но в то же время тебя не было с нами. Оля тяжело переносила твоё безразличие к ней, но никогда не жаловалась, никогда. Знаешь, я очень боялся, что ты не примешь её в семью, я даже думал ничего тебе не рассказывать про мать, чтобы ты мог принять другого человека как своего. Но Оля запретила мне врать, запретила скрывать от тебя правду и сама часто тебе рассказывала про Лизу. Понимаю, тогда я был идиотом, как я мог вычеркнуть из твоей жизни мать? Но я боялся перемен, и вот они настали и все мои опасения подтвердились.