Голуби в берестяном кузове - стр. 17

Все молчали. Пещерника мертвяками не удивишь, а Мокша скривился брезгливо, откинулся на стенку и так замер, прикидывая, что без колдовства не обойтись, плохое дело, мало кто из лесовичей особенно ловок в этом.

А Свей от неожиданности резко подался вперёд. Встал.

– Драконов? – спросил он, уставившись требовательно на Ольсинора. – Их можно убедить встать на нашу сторону? Где их искать?

Ответил Рангольф, улыбнувшись сходству внука с дедом.

– В горах… где же ещё могут быть драконы? Где ещё такие гиганты могут жить? Им, конечно, мало дела до бед наших, и осталось их немного, но есть у них один старый долг, – полянин усмехнулся и переглянулся с Ольсинором. – Случилось как-то нашему Ильсинору помочь ихнему вожаку. Старого Цава однажды завалило камнепадом, сильно покалечило, был он на пути в долину смерти и не мог себе помочь даже своей древней магией. Всё больше его увлекало в ущелье, горы камней сыпались и сыпались на него с потревоженных склонов при каждом его шевелении. И он решил умереть, оставить этот мир. И уснул, пошёл в Долину смерти. Так у них заведено, чтобы не навредить своей немощью своему народу. Легенда гласит, что стало в небе черно от стай обезумевших от горя драконов. Ильсинор оказался тогда в тех краях, долго он искал путь к разуму Великого Цава. Долго шёл за ним по опасным для живого пустошам, рассказывал древние предания, сказки и пел песни. И Великий Цав услышал его, остановился. Долго раздумывал он. Но всё-таки пошёл назад. Тогда же Цав сказал Ильсинору, что он «ошибался, принимая малорослых обитателей старой Ивии за тучи разжиревшего гнуса и мошки, разучившегося от лени и обжорства летать, который только лез во все щели, досаждая великому племени драконов. Но нет, у вас есть слово». И обещал помочь в минуту бедствия своим соседям, «зови», – сказал он тогда.

Ольсинор вздохнул.

– Только поляне столько не живут. Ильсинора давно нет на белом свете. А Цав, говорят, до сих пор жив. Правда, уж давно его в небе никто не видел. Тяжеловат стал для полётов.

Свей слушал, позабыв про сидевшую рядом Айин, и вздрогнул, когда она заговорила. Её голос он никогда не слышал. Она насмешливо сказала:

– Так может, он уже в детство впал, отец, и примет нас за гнус. И одним движением хвоста…

– Ая, – сдерживая усмешку, Рангольф, строго погрозил дочери пальцем.

– Гнус превращается в мокрое место! – подхватил громогласно Схлоп. – Хотел бы я знать, что заставит Великого Цава нас выслушать.

– Не что, а кто, – ответил Ольсинор, – Рангольф, правнук Ильсинора, пойдёт с вами, а Умо, знающий язык драконов, поможет в беседе.

Умо, до сих пор молчавший, кивнул головой. Длинные чёрные волосы, через которые торчали круглые уши, качнулись сальными прядями. Свей давно уже присматривался к нему. А речник не сводил маленьких чёрных глаз с красивой полянки, которая теперь, откинув капюшон и улыбаясь, была особенно хороша.

– Медлить нельзя. Надо предупредить князя, чтобы лесовичи держались до прихода помощи. До осады осталось совсем немного, думаю, к утру город будет окружен, – сказал Ольсинор.

И опять все замолчали. Было слышно, как в конюшне Ригурн напевает песенку:

– Вот вечер наступил,

И я пришёл домой.

Трещит сверчок, и дождь шумит –

Мне хорошо с тобой.

А завтра будет новый день,

Не думай зря о нём.