Голуби в берестяном кузове - стр. 12

Народу собралось много. Все шли сюда последний раз свидеться с тем, кого уважали, кто жизнь за них свою отдал.

Тихо. Свей стоял на коленях, скрутив шапку в руках. Вспоминались почему-то голуби в берестяном кузове.

Светослав тронул внука за плечо, прося отойти.

Костёр вспыхнул от факелов. Заполыхал, облизывая языками пламени толстые сырые брёвна, скручивая бересту.

Долго прогорал костер. А из оттаявшей земли поверх кострища сложили невысокий курган.

Схлоп с поминальной трапезы направился к Дундарию.

После недолгого раздумья и Мокша последовал за ним. Но вскоре услышал, что и за ним кто-то идет. Обернулся. Свей настороженно на него глянул:

– Можно мне с вами? – спросил он.

Дружинник кивнул. Так они и шли. Впереди невысокий пещерник в волчьей наброске. Наброска сооружалась просто – в выделанной шкуре в центре прорезалось отверстие, чтобы только прошла голова. Шкура набрасывалась и перехватывалась в поясе кожаной полосой.

За пещерником двигался Мокша огромной тенью в своём меховом плаще, сзади торопился успеть за ними Свей, пригибал голову под невысокими переходами с одного терема в другой.

Дундарий жил на чердаке, как и положено домовому. А он был старый, больной домовой, который кряхтит по ночам за стенкой от сквозняков, шумит ворчливо на разгулявшихся мышей и призраков, присматривает – спокойно ли спится хозяину, а может, чересчур спокойно, пошебуршиться-покуражиться мог, а с непослушников по ночам сдергивал одеяло.

Забравшись на самый верх княжеского дома, Мокша толкнул низенькую дверь к Дундарю и с сомнением взглянул на Свея – пройдёт ли? Парень-то – здоров будь! На голову выше Мокши, а дружинник на малый рост не жаловался. Но Свей лишь согнулся пониже и прошёл, сильно ему хотелось у Дундария побывать.

Дальше потолок резко уходил вверх – башенки на тереме князя высоки. Длинный полутёмный чердак освещён и расчищен от хлама лишь в углу, справа.

Схлоп вошёл первым и уже восседал в центре стола как долгожданный гость. Он замахал руками, обрадовавшись, обнаружив, что и Мокша пришёл, но тут же осёкся. Следом протискивался в дверной проём Свей. Пещерник даже дар речи потерял на мгновение.

– Вы дверью не ошиблись? – хмуро выговорил он Мокше, привстав со своего сидения у печной трубы.

«Молодняку здесь не место», – хотел сказать он и замолчал, встретив тоскливый взгляд парня. «Горе-то на душе у тебя неподъёмное, охо-хо-хо. А коль смерть матери и отца видел, уже и не молодняк», – подумал пещерник. И вслух сказал:

– Дундарий, принимай гостя, чего мешкаешь? Детишкам соку берёзового, – внушительно посмотрел он на пятисотлетнего домового, тот понимающе кивнул. А Схлоп зашипел Мокше в ухо: – Нет, ты, знать, точно поганок объелся. Сердце кровью обливается на парня смотреть! А как напьется с горя княжич – глаза выпучит… Князь нас по головке не погладит!

Мокша засмеялся.

– Ничего, Схлоп, пускай с нами побудет, сам попросился. Там ему, думаю, совсем тошно, всё напоминает отца и мать. Садись, Свей, здесь у Дундария, почти как у князя в хоромах.

Маленький домовой, суетился и не находил места от радости, видя своего любимого гостя, которого ещё мальчишкой нянчил, когда Игорь наезживал в гости к отцу. Он то не знал, куда и как его удобнее усадить, то подкладывал свои любимые подушечки под бок княжичу, то пододвигал ему на круглом небольшом столике ножку куропатки, которую отобрал у Схлопа, буркнув: