Голуби в берестяном кузове - стр. 10
Заонежье – небольшой городок, спрятавшийся за старой крепостной стеной, на том же правом высоком берегу Онежи, чуть ниже Древляны. Всего в пяти верстах от неё, но гораздо ближе к болотам.
Тогда, двенадцать лет назад, его тётка красавица Завея часто наезжала сюда с охраной на лихих конях – в Древляне-то больно не повеселишься на глазах строгого отца. В Заонежье становилось шумно. По улицам городка, где все знали друг друга, бродили незнакомцы, затевались склоки с торговцами всякой снедью на небольшой площади перед домом князя Игоря. А сама Завея исчезала надолго из города, как поговаривали, уходила на болота, к тамошнему колдуну-упырю, колдовать училась. Над ней посмеивались и жалели, казалась она то ли несчастной, то ли больной.
Про колдуна тогда болтали всякое. Мол, колдует, на руку нечист, да и с тёмными существами общаться не брезгует, и даже полянского чародея из башни в гостях у него видели.
Свей вспомнил, как однажды взбегая на крышу к своим голубям, где он пропадал целыми днями, встретил тётку. Завея спускалась, пошатываясь, по ступенькам.
Он удивлённо проводил её взглядом, отступив в узком лестничном пролёте к стене. В сумерках сеней Завея не разглядела мальчишку и прошла мимо. Сильный запах вина заставил Свея тогда отпрянуть ещё глубже в тень. И тогда Завея хрипло и насмешливо протянула:
– Кто здесь?
Увидев его, она взъярилась, вскинулась. Прошипела:
– Что?! Следишь за мной?!
И попыталась ухватить за ухо. Рука пьяно скользнула по лицу Свея, который, раздражённо оттолкнув, крикнул уже с верхней ступеньки, тревожно вслушиваясь в странную тишину на чердаке:
– Не ходи к моим голубям! Слышишь?!
Но он кричал ей уже в спину. Завея, рассмеявшись, почти спустилась с лестницы и оглянулась лишь в конце. Ласковая улыбка блуждала на её лице.
Свею стало страшно. Взбежав на чердак, он оторопел. Пух и перо летали в воздухе. Серые лесные голуби всё ещё испуганно кружили над княжеским домом. А три голубя, белые с мохнатыми лапами, пойманные в низине на Узолье, лежали на полу. Завея им свернула шеи. А кто же еще? Как она их поймала? Ведь шли они только к нему. Зачем?!
Свей растерянно гладил и гладил взъерошенные перья убитой белой голубки. Ему казалось, что она сейчас оживёт, глянет на него кротко своими бусинами-глазами и легонько щипнёт за палец… Но ничего не происходило.
Лишь поздно вечером отец отыскал его на чердаке.
– Ты чего здесь? Иди домой…
Мальчишка возился с берестяным кузовом, где сложены были убитые голуби. Он приготовил им это ложе для погребального костра. Хотелось, чтобы и после смерти душа голубки могла летать в небе.
Отец притянул сына к себе. Похлопав по плечу, растерянно сказал:
– Любишь ты их. Добрая душа. А мы их на обеды кушаем. Н-да. Но мне надо идти, тётка твоя, Завея, пропала. Видел ты её сегодня?
Свей кивнул, только от сдерживаемых слёз больно резануло в глазах.
– Стало быть, она здесь была? Эх, Завейка, Завейка, – понял всё по молчанию сына Игорь и шумно выдохнул. Сел на кипу сёдел и тихо, в сердцах, добавил: – До чего же злющая зараза. Но жалко её, сынок. Ты сядь, послушай. Мне совсем мало лет было, когда её лошадку на её глазах волки загрызли. Ехали они тогда с отцом из Заонежья. Зима тот год, говорят, голодная была, студёная. Белки на лету замерзали. Зверь потянулся из этих мест. Вот волки и озверели совсем, белым днём на дорогу выходили. Отец рассказывал, что еле отбили одну лошадь, пока они двух других рвали. Завеева лошадка в поводу шла, её первой подмяли. А Завея всё это видела, получается. Говорят, неделю в бреду металась, потом перестала говорить совсем, а после как подменили, будто замёрзла она в тот день, да так и не отогрелась. Не держи зла на неё, сынок. Разве ж просто так кто злодеем становится, никогда такого не бывало. Каждый злодей когда-то мальцом босоногим бегал, солнышку улыбался, как все дети. Просто что-то пошло не так, что-то сломалось в его жизни, а он с собой не сладил…