Голуби в берестяном кузове - стр. 9
Ну я – так и так – стал рассказывать. А чего мне утаивать от него. Да и не поверит ведь. Но он слушал меня и всё спрашивал:
– Точно говоришь, что живёте общиной и князь вами правит?
И лишь на шаг отступил, когда я тут же открылся ему в своём теперешнем облике с оружием и доспехах. Ничем боле не выдал своего удивления. А потом сказал, что было одно упоминание, но он не может найти эту книгу, что разделилось племя древлян, и ушла часть народа куда неизвестно. Долго извинялся, что посчитал ту книгу сказкой и читал её тоже как сказку.
Светослав хлопнул ладонью по ручке кресла и сказал негромко:
– Дундарий! Собери нам поесть.
Свей, сидел, наклонившись вперед, и не сводил с Мокши глаз. Мокша заговорил вновь:
– Много он мне чудного рассказал, многое я не понял, да только поведал он, что и на их земли в давние времена степняки ходили, что теперь и нам предстоит всем вместе против степняков стоять: и полянам, и лесовичам, и пещерникам, и речникам, и драконам. Сказал, что писано там, что степняки привели с собой чудищ невиданных. Если, говорит, не встречали вы их, то ещё встретите. Что приведёт их алхимик из башни. Будто бы в книге той написано так. Что за алхимик, не знаю. А в башне живёт у нас Изъевий, – тут же подумал я. И вот что удивило, князь, казалось мне, что никто у людей про нас и знать не знает, кому ни скажу, никто не понимает, откуда я. А отшельник тот, Нил Андреичем назвался, он понял! Вот про драконов-то у нас я и сам не слышал, поди, давно это было, посдыхали уже все…
Мокша замолчал внезапно. Его глаза смотрели в сумрачный рисунок витражей. Там, где лазурь стекла соперничала с синевой рассветного неба, виднелось красивое лицо, лицо молодой женщины.
– Завея, уходи, – проговорил Светослав, нахмурившись. – Иначе Дундарию скажу, чтобы совсем не выпускал тебя.
Красивые губы изогнулись в усмешке. Завея стала приближаться. Тень её скользнула к отцу, встала перед ним и захохотала. Высокая, худая, с разметавшимися русыми волосами, она была красива, только гнев и ненависть кривили нежные черты. Свей вскочил. Она оглянулась на него, её глаза сверкнули особенной злобой.
– Игорев щенок! Ненавижу! – прошипела она яростно, вновь впившись глазами в лицо отца. – Скоро всем вам придет конец. Всем, – шептали её губы. – Древляна будет моя! Только моя! И дети мои будут сидеть в Заонежье!
Она снова захохотала, дико взвизгивая, переходя на плач, бросилась со страшной силой в залитое солнцем окно. Все замерли – ведь сейчас расшибётся насмерть! Но это всего лишь тень, отражение. И Завея в миг исчезла.
Седая голова Дундария показалась в приоткрытой двери. Насупленные его брови не сулили ничего хорошего своенравной дочери князя.
«Зря пожалел, погулять отпустил, ох и злющая девка», – думал он.
А над его головой плыли под его чутким присмотром мисы с кашей, блюда с холодным мясом кабана, с тёплыми ломтями ржаного хлеба, кувшины с молоком и мёды.
Голуби в берестяном кузове
Увидев Завею, Свей теперь сидел сам не свой. Вспомнилось детское, страшное. Камнем лежало на душе. В тот год стояло жаркое лето с сильными, внезапно налетающими грозами. По реке тянуло дымом горевшего в верховьях леса. Разразившаяся ночью гроза долго метала громы и молнии в лес и в город, и в реку, и, запалив в гневе старую сосну, высившуюся, словно свечка, в самой середине чащи, успокоилась к утру.