Головная боль генерала Калугина, или Гусь и Ляля - стр. 44
– Квартира-то в Воронеже, – возразил Дрон. – А наша Лялька из столицы.
– Зато трёхкомнатная, – возразил Платон. – Имейте в виду, Бисаровы, на свадьбу чтобы всех пригласили! Чур, я свидетель!
– Чего это ты? С какого перепуга?! – воскликнул Роман. – Чуть какой кипишь, сразу ты свидетель, вечно лезешь поперёк батьки в пекло. Дружкой буду я!
Дальше продолжили спорить о целесообразности заключения брака между Лялей и трёшкой в Воронеже, преимуществах жизни на периферии перед столичным ритмом вообще и Гуся в частности. Беззлобно шутили, прикалывались, перебрасывались незлобивыми репликами, хохотали от всей души, ржали, разнося по пустыне громоподобный смех.
Ляля морщилась, стараясь спрятать за лёгкой улыбкой недовольство, но отчего-то проскакивали мысли о жизни на периферии. Смогла бы она переехать в Воронеж? Жить там смогла бы? Ждать Виктора Бисарова из длительных командировок, переживать за него, не спать ночами, радоваться возвращению…
Смогла бы?
Думала и тут же отбрасывала от себя глупые мысли, как ненужный хлам. Какой Воронеж? Какой Виктор Бисаров? Гусь этот Обнимусь со всей женской половиной группировки. Радетель идеалов свободы, мира, счастья между странами, внутри всех стран, между всеми людьми.
Ключевые слова «внутри» и «между»!
Просто сейчас всё кажется иначе, Ляля словно не своей жизнью живёт, не своими глазами смотрит, сердцем не своим чувствует. Всё закончится, как только она вернётся домой, получит нагоняй от папы-генерала, пожурят старшие братья, пожалеет мама, друзья расспросят о произошедшем, дежурно улыбнётся хозяин сумасшедшего хаски с пятого этажа.
Она купит себе пару платьев из последних коллекций и сумочку, хоть ей и не нужно, пообедает в ресторане с хорошей кухней с видом на ночной мегаполис, окунётся в работу, засядет в архиве.
И забудет синий, бездонный взгляд, в котором утонешь за три секунды, стоит лишь заглянуть. Дерзкую улыбку и расслабленные манеры, словно на Патриаршие пруды вышел прогуляться.
Любому понятно, что Виктор Бисаров – не герой романа Ляли. Калугиной Валерии Степановны, воспитанной в роскоши и строгости одновременно.
– А вы о чём мечтаете, товарищ майор? – перебила поток мыслей Ляли Слава.
– Я, Владислава Степановна, ни о чём не мечтаю, – коротко ответил Вячеслав Павлович, окинув подопечную ледяным взглядом.
– Не бывает такого, все о чём-нибудь мечтают. Если у вас, как у Алексея мечты, скажите, не стесняйтесь. – Слава окинула оценивающе-унижающим взглядом майора, говоря, что подобной мечты у куска бревна точно быть не может. И вообще, никаких не может.
Мечтать – удел людей из плоти и крови, с сердцем и душой, а не деревянных солдатиков генерала Калугина.
Майор оставил вопрос Славы без ответа и какого-либо комментария. Молчаливо окинул взглядом, говоря, что с таким существом общаться ниже его достоинства. Водные клопы, коим в его глазах была Славка, отвратны на вид, издают резкие, отталкивающие запахи, но безопасны для человека. Максимум, который грозит – аллергическая реакция.
Ляля отвлеклась от наблюдения за окружающими, вернулась к своему занятию – рисованию. Кинула взгляд на полуразваленную стену дома. В зияющем проёме окна стояла стеклянная ваза, давно покрытая пылью, грязная, закопчённая от пожара, но целая, как странный символ произошедшего.