Герой того еще времени - стр. 18
Она тщательно высчитала, сколько можно съесть хлеба, сахара, чая, иногда мяса. И первые месяца три или четыре ее с этих позиций сдвинуть было невозможно. Лишь потом уговорами и обманом мы сломили упорство бабушки, которая не хотела собой никого обременять. Финансирование такой статьи расхода, как приобретение одежды и обуви, бабой Деней не рассматривалось. В общем-то она и не хотела тратить денег на это. У нее все было. Даже одежду, которую одевают в последний путь, она приготовила. И с этой одеждой иногда происходили нестыковки. Раз в полгода бабушка производила ревизию своего траурного костюма и с удивлением обнаруживала, что он стал ей велик. Евгения Никитична сердилась, обвиняла темные силы, что одежду ей подменили, отказываясь верить, что с годами она худеет.
А еще… Еще во времена жизни в Занино у нее была мечта купить себе полушубок черного цвета, приталенный, сшитый, я думаю, из меха крота. Эта телогреечка имелась у самых богатых и успешных модниц деревни, и приобрести ее ну очень хотелось. Сначала мы жили так, что сами с трудом сводили концы с концами, а когда появились какие-то свободные деньги и возможность сделать что-то приятное для бабы Дени, этот наряд куда-то пропал из магазинов. Может, всех кротов истребили… И бабушка так и не получила от нас такого желанного подарка…
Уже после того как она ушла, в Биробиджане, гуляя по улице, я встретил крестьянку, явно еврейского происхождения (почти как в анекдоте), одетую в кротовое манто. Я спросил, где такое можно купить, и мне показали заветный магазин, но бабы Дени уже не было… Кроты, да и я так и не смогли ее порадовать…
Баба Деня и телевизор
Бабушка очень обижалась, когда в Москве ей не позволяли мыть посуду и пол, стирать… А мы просто жалели ее.
– Что ж, я уже совсем ни на что не пригодная, что ли? – спрашивала она.
Привыкшая к труду, она явно тяготилась своим праздным, как ей казалось, образом жизни, когда не знала, чем заняться. Два или три раза она съездила в Занино, но, кроме грусти, других впечатлений эти поездки у нее не рождали.
Мы жили на пятом этаже в доме без лифта, и поначалу она спускалась во двор. Но подружек себе так и не завела, поскольку мир ее интересов сильно отличался от быта ее сверстниц из Москвы. А потом заболели ноги, и она уже не спускалась с пятого этажа совсем.
Развлечением для бабушки были гости семьи и персонально мои дружки, которые часто захаживали ко мне. Если родителей еще не было дома, то это был день бабы Дени – она нас кормила, поила чаем, а потом еще и выходила на лестничную площадку, когда ребята шли покурить, а я брал гитару, стул и самозабвенно пел в подъезде. Ох, как звучали мои песни, спетые у дверей квартиры № 59 на пятом этаже! Естественная реверберация подъезда затоптала бы любой фирменный прибор поздних времен, используемый для обработки звука нынешними музыкантами.
А вечерами мы пытались подсадить бабу Деню на массовую культуру… Вся семья начинала зазывать ее посмотреть телевизор, но ни фильмы, ни «Клуб кинопутешествий», ни «В мире животных» не смогли победить консерватизм Евгении Никитичны.
– Что мне на них смотреть? Если б они мне Игната показали или Нюрку-бригадирку, а так…
Однажды, зайдя в комнату с телевизором, она увидела там оперу, где тетка с вытаращенными глазами, прижимая руки к полной груди, что-то голосила.