Где распускается алоцвет - стр. 34
Стол накрыли в саду, под яблонями, с видом на холмы, заросшие осинником, и кирпичные башенки текстильной фабрики, издали напоминающие какой-нибудь старинный замок. Серое небо текло куда-то и текло – бесконечный поток низких облаков; из оврагов выползал туман. Велька с дядей Чернеком – оба медвежьей комплекции и мощи – выволокли из сарая две старые чугунные жаровни, громоздкие и вычурные. Там сейчас потрескивали угли, а над углями запекалось мясо в маринаде и пряные колбаски, а ещё овощи – томаты, баклажаны, сладкий перец, вездесущие кабачки. Высилась в миске горкой мелкая круглая картошка, сперва отваренная, а потом обжаренная в масле; манили салаты – островатые, с грибами, с соленьями, сытные с рыбой и яйцами. Теснились у края, на подставке, ряды горшочков с жюльеном; благоухали свежие лепёшки… А по центру стола красовался торт – безе, малина, шоколад, истинная роскошь, гастрономический разврат.
– Тина прислала, – подмигнула баб Яся, усаживая мальчишек за стол. – Тоже поздравляет и велит передать: лиха беда начало, то ли ещё будет, выйдешь за околицу, махнёшь кочергой – полетят клочки по закоулочкам.
Алька хихикнула:
– О да, полтора метра ужаса, гроза окрестной нечисти…
– Но-но, метр шестьдесят! – погрозила ей баб Яся. – В ведьмовском деле точность нужна! А что маленькая, так и хорошо – значит, вся в мать.
Тётя Веленика, чуткая ко всяким неловкостям и неуместностям, встрепенулась даже раньше, чем Алька что-то поняла, и подняла стакан:
– Ну, за ведьмовские традиции! За сильных женщин из семьи Васильков! За Даринкино избавление! Ура!
Морс по секретному баб-Ясиному рецепту немного горчил; Алька глотнула и закашлялась, не сразу сообразив, что горечь – не от грусти, а оттого, что морс-то рябиново-малиновый, не морошковый, как показалось сквозь стекло.
Отмечали до глубокой ночи. Периодически заглядывали соседи, друзья и знакомые; к вечеру, кажется, пол-Краснолесья в гостях перебывало, калитка не закрывалась. Алька нет-нет да и косилась на тропу, высматривая, не мелькнёт ли красная толстовка… Но Айти, конечно, не пришёл. Правда, выяснилось, что Чибисы его тоже знают – кто-то сосватал им его как толкового компьютерщика, он заглянул, разобрал ноутбук, почистил вентилятор и намазал новую охлаждающую пасту. Судя по тому, что возился Айти с компьютером, не подглядывая в видео или инструкцию, насчёт универа он всё же не соврал… или, по крайней мере, соврал не очень сильно.
Альку это приободрило; как-то не верилось, что зловещий огненный змей, совратитель вдов и безутешных невест, станет возиться с чьим-то там пропылённым ноутбуком.
Когда стемнело, дядя Чернек вспомнил, чем покорил в своё время тётю Веленику, и сбегал за гитарой. Баб Яся, от морса, кажется, захмелевшая не хуже, чем от вина, после очередной песни пустила слезу – и тоже принялась петь, по-деревенски голосисто; от тембра, одновременно старушечьего и звонкого, гулкого, пробуждалось что-то внутри. Не то печаль по ушедшим временам, не то потерянность, бесприютность, как в безвременье… Алька боялась иррационально, что баб Яся затянет песню про змея и алоцвет, но обошлось.
А вот всё остальное не обошлось.
С праздника она улизнула чуть пораньше, сославшись на утомление. В спальне хотела сесть за работу, но почему-то достала неоконченную вышивку – красная нить по белой ткани, перекошенное цветущее дерево, кривые васильки…