Где распускается алоцвет - стр. 37
Словом, со старой подругой ей было что обсудить.
Альке же требовалось проветрить голову – после душного чада кухни, после воплей и визга Чибисов-младших, которых было с полдюжины. Погода как-то не бодрила, скорее наоборот. Пришлось завернуть к центру и взять стаканчик кофе навынос; хозяйка Альку уже стала узнавать и здороваться, как с приятельницей, но сейчас это немножко тяготило.
Хотелось просто идти и не думать ни о чём.
Телефон в кармане иногда принимался вибрировать – Велька, видимо, беспокоился о своей посылке и хотел узнать, когда сможет её забрать. Алька не отвечала – коробка-то лежала в машине, у бабушки… Минут через сорок, когда центр остался позади и показались снова частные кварталы, от которых рукой было подать до дома, голову немножко отпустило. Кофе тоже стал заканчиваться. В порыве необычайной лихости – и в поисках мусорного бака для стаканчика – Алька сама не заметила, как свернула не на ту улицу и вышла к дому Сенцовых.
Туда, где снимал комнату Айти.
«А если зайти за ним?» – промелькнула мысль.
Ругая саму себя за порывистость и авантюризм, Алька прокралась вдоль забора – и вдруг замерла, услышав голоса. Один, женский, был незнаком. А вот второй…
«Не надо смотреть», – подумала она.
И – шагнула к забору, заглядывая в щель между досками.
Айти она увидела сразу – попробуй-ка не заметить метр девяносто чистой красоты, да к тому же целиком в красном. Только на сей раз толстовка висела на стремянке, и джинсы как-то уж совсем непристойно обтягивали зад; наверное, потому что Айти на этой самой стремянке стоял, изогнувшись, и что-то там делал с антенной. Ещё на нём были высокие армейские ботинки с тяжёлой подошвой – и чёрная майка на лямках, на ком угодно другом нелепая и смешная.
На нём – понятное дело, эротичная.
Волосы он собрал медицинской резинкой в низкий хвост; на спине и на руках – не таких уж, к слову, и тощих – ходили мышцы.
– Уф, получилось, – наконец сказал он, отодвигаясь от антенны-тарелки. – Теперь больше не упадёт. Злат, дай попить?
Злата, мать троих пацанят, отнюдь не выглядела ни печальной вдовой, ни затюканной домохозяйкой. Она тоже была в красном, в спортивном костюме – легинсы и топ, прямо как в каталоге. Высокая; с большой грудью и тонкой талией; с короткими волосами, светлыми, золотистыми…
– На, держи, – сказала она и протянула Айти железную чашку. Он отпил; зубы лязгнули о край. – Вот ты рукастый-то, а!
– А то, – усмехнулся Айти, ступая вниз со стремянки…
…и наклонился, позволяя Злате Сенцовой себя поцеловать. В щёку; а может, и не в щёку – Алька не разглядела, ломанулась прочь, не разбирая дороги. Сердце колотилось; стыдно было, что подсмотрела, и в то же время где-то внутри зарождалась ярость.
«Ах так? – вертелось в голове. – А говорил, что здесь ради меня… Ничего. Мой будешь, только мой».
Алька поймала себя на этой мысли – и испугалась.
Остановилась; оглянулась назад.
По законам жанра Айти должен был заметить её и выбежать следом, чтобы утешить и разъяснить недоразумение, но этого, конечно же, не случилось. Алька выкинула в мусорку стаканчик, смявшийся в кулаке, и побрела домой.
В мыслях была сумятица; в чувствах тоже.
Нормальная работа в тот вечер не шла категорически. Алька раза два или три поймала себя на том, что печатает «жратва» вместо «жертва» и «послать» вместо «воззвать»; для рецензента это было хреново, но для редактора – в десять раз хуже.