Где распускается алоцвет - стр. 32
– А чем пахнет? – заинтересовалась Алька.
Айти – неизменная красная толстовка и неприличные джинсы в обтяжку – принюхался к горлышку бутылки.
– Ну… тыквой?
Алька не поверила и тоже наклонилась к пиву; пахло действительно тыквой, да и на вкус было как тыквенный сок, и после этого морозиться и отказываться, когда Айти предложил её проводить, было как-то глупо.
И они пошли вместе.
Айти галантно предложил понести кочергу – и даже не дрогнул, когда Алька фактически пихнула ему в грудь три кило железа. Присвистнул только и спросил, как она её тащила сама… У него были тёплые руки, горячие даже; от толстовки по-прежнему пахло дымом. Он шёл и нёс какую-то чушь про универ, путаясь в том, какую специальность получал, и про Светлоречье. Но там он правда жил, кажется; по крайней мере, упомянутую пельменную напротив водонапорной башни Алька знала ещё по школьным экскурсиям, когда они всем классом катались на выходных с учительницей в театр кукол, на восстановленную старую мельницу и в краевой музей.
Больше, увы, в Светлоречье смотреть было нечего – да и везде, собственно, на три часа пути вокруг.
– Айти, – окликнула она его, когда показалась уже глухая стена текстильной фабрики. – А тебя правда так зовут?
– Это прозвище, – ответил он после паузы. – Я на программиста учился, даже работал по профессии пару лет, а потом пришлось бросить всё и приехать в Светлоречье.
– Кто там у тебя?
– Невеста, – усмехнулся он. И тут же помрачнел: – Шучу. Бабка там была, тяжело заболела, я сиделку предложил оплатить… Но что получилось, то получилось.
Айти где-то врал – Алька чувствовала, но не могла понять, где именно. Но отпускать руку, забирать кочергу и гордо шкандыбать по улице в одиночестве не хотелось… Да и вообще почему-то хотелось идти вот так, вдоль стены, в темноте, подольше.
«Он мне нравится? – ошарашенно подумала Алька. – Серьёзно?»
А вслух спросила:
– И зачем ты в Краснолесье приехал, такой красивый? Чего не вернулся, э-э… туда, откуда приехал?
«Прилетел», – чуть не ляпнула она.
– Я тут ради тебя, – бесстыже ответил Айти, и бровью не повёл. – Алика, тебе говорили, что ты огонь?
Она чуть не споткнулась; в лицо бросилась кровь.
– Почему? От меня, что ли, дымом пахнет? – Алька принюхалась к собственному воротнику, хотя сгоревшая ночница, конечно, никакого запаха не имела, это не упырь. – Или чего?
– Или, – усмехнулся он. – Это был комплимент.
А потом наклонился вдруг – и поцеловал её.
…поцелуй вышел совсем не таким, как во сне. Во-первых, у Айти был нормальный человеческий язык, что, надо признаться, слегка огорчало; во-вторых, мешался привкус тыквенного сока. Но Айти так же нежно прикасался к её затылку, ласкал пальцами шею, не удерживая, а поддерживая; так же прикусывал губы, то отстраняясь, то углубляя поцелуй.
И жар от него шёл такой же.
Алька так растерялась, что просто позволила этому происходить. Не отстранилась, но и не обняла в ответ, пусть и хотела. Руки немного дрожали; взгляд, как она подозревала, был косоватый.
Когда Айти отстранился, то глаза у него словно бы сияли… или это отражался свет.
Они всё-таки дошли до баб-Ясиного дома, и у калитки горел фонарь.
Альку, кажется, ждали.
– Я тебе хоть немного нравлюсь? – спросил Айти тихо. И – провёл ей кончиками пальцев по подбородку. – Алька, Цветик-Алоцветик… Подари мне венок из васильков, а?