Гардемарин Ее величества. Сатисфакция - стр. 7
– Первый-то как закончил? – с искренним интересом спросил он.
Я лишь пожал плечами:
– С отличием, конечно.
– Эх, молодость… – Морозова окончательно отпустило. – И когда только успеваете все? В общем, готовься сам и готовь друзей. Награда найдет героев. Но лично тебя я в последний… Слышишь, Острогорский, в последний раз предупреждаю! Еще одна несогласованная выходка, и…
Говорить, что именно «и», Морозов не стал. И так было ясно, что на мою голову обрушатся все смертные кары, придуманные человечеством.
Я вскочил с кресла, вытянулся по стойке «смирно» и рявкнул:
– Так точно, ваше сиятельство!
Морозов окинул меня подозрительным взглядом, будто пытаясь понять, дурачусь я или на этот раз наконец серьезен. Я остался невозмутим – хоть и не без труда.
– Вольно! И имей в виду – я не шучу!
– Так точно, ваше сиятельство – не шутите. – Я почувствовал, что визит подошел к концу, и решил его не затягивать. – Разрешите идти?
– Свободен, – вздохнул Морозов.
И я тут же двинулся к выходу, поймав напоследок осуждающий и строгий, но довольный взгляд дяди.
Закрыв за собой дверь, я перевел дух.
Все-таки пронесло – как и всегда. Но надо бы и правда залечь на дно хотя бы на некоторое время. Морозов действительно зол не на шутку. Если бы я своим самовольничанием не подыграл ему, а, наоборот, нарушил планы, мало бы мне точно не показалось.
Ну, что ж. Видимо, таков путь…
В кармане завибрировал телефон, я достал его, разблокировал и удивленно замер, глядя на высветившееся уведомление.
Привет. Знаю, ты сейчас во дворце. Нужно встретиться. Как можно скорее. Сбеги от прислуги. Найдешь меня там, где нас награждали осенью.
Никакой подписи, конечно же, не было, но я и так знал, кому вдруг понадобилось меня лицезреть, да еще и в такой спешке. Последний раз контакт выходил на связь… давно. Так, что я уже успел подзабыть.
Сообщение оказалось от Оли.
Глава 3
– Пожалуй, здесь я вас покину.
Высокий и тощий камер-юнкер, шагавший чуть впереди, замедлил шаг. А потом и вовсе остановился, замерев, как статуя. И только после этого принялся поворачиваться – не головой, а как бы всем телом, настолько неуклюже и неторопливо, что казалось, еще немного, и я услышу натужный скрип.
Примерно с таким же звуком сейчас должны были крутиться и шестеренки в головах у придворного: гость его сиятельства главы Совета безопасности, какой-то там гардемаринский прапорщик, которого следовало сопроводить к выходу, вдруг решил нарушить церемониал. Да еще и отправиться самостоятельно разгуливать по Зимнему дворцу.
Разумеется, я не имел на это никаких прав, и меня остановил бы первый же попавшийся патруль, агент в штатском или офицер, но камер-юнкера, похоже, смутила сама моя наглость и неуместность просьбы. Однако никаких инструкций на подобный случай у него наверняка не имелось, так что бедняге оставалось только стоять, хлопать глазами и смотреть на меня взглядом, в котором отчетливо читалось что-то вроде «Критическая ошибка. Устройству требуется перезагрузка».
Ну, значит, перезагрузим.
– Поверьте, ваше высокородие, я знаю, чего прошу. И у меня есть все соответствующие полномочия. – Я достал из кармана подаренный Елизаветой перстень. – Вам известно, что это такое.
Застывшее от недоумения лицо камер-юнкера оживилось – теперь на нем отражалась напряженная внутренняя борьба. Рефлексы придворного отчаянно сражались с нежеланием вляпаться в неприятности, нарушив прямое распоряжение Морозова… И все-таки победили – придворные чины испокон веков натаскивали на то, что во дворце слово человека с фамилией Романов неизмеримо значимее любых других приказов.