Гардемарин Ее Величества. Коронация - стр. 2
А заодно и тем, что просто подвернется под руку. Окрепшему после поединка со Шмидтом Дару с каждым мгновением становилось все теснее и теснее внутри. Кровь бурлила, и холодный и расчетливый гнев почти семидесятилетнего старца понемногу сменялся мальчишеской веселой яростью.
И удержаться от хулиганства я уже не мог. Когда «Монтесума» спрыгнул с Дворцового моста и вдалеке показался гвардейский пост перед въездом на площадь, я нетерпеливо дернул рулем и помчался по встречной полосе, лавируя между машин. Гагарин полез было за «корочкой», но я не стал даже останавливаться. Вооруженные фигуры в форме с шевронами Преображенского полка задергались, однако сделать так ничего и не успели.
Я поднял руку, посылая сквозь лобовое стекло короткий импульс Дара, и бетонные блоки вместе со шлагбаумом разъехались в стороны. А потом невидимая огромная ладонь смела и гвардейцев, осторожно, но уверенно и весьма проворно убирая их с пути автомобиля.
И «Монтесума» ворвался на площадь. Я на всякий случай взглянул в зеркало и успел увидеть, как караульные с недоумевающими лицами поднимаются с асфальта и переглядываются, отчаянно пытаясь сообразить, что следует делать. Формально у них имелись не только полномочия, но и четкое предписания в таких случаях стрелять на поражение.
Однако самоубийц среди парней, конечно же, не нашлось.
Я вдавил тормоз, вывернул руль, и «Монтесума», едва слышно скрипнув тормозами, остановился в паре метров от ворот Зимнего. Не успел я выйти из машины, как из-за них мне навстречу выбежали несколько человек. Все те же «преображенцы» – только на этот раз уже с автоматами наперевес.
– С дороги! – рявкнул я. – Или сам всех раскидаю!
Меня наверняка ждали – и ждали именно такого: раскрасневшегося, взмокшего и злющего как целый легион чертей. Так что желающих спорить не нашлось, и через несколько мгновений я уже шагал по внутреннему двору Зимнего в окружении почетного караула из полудюжины притихших гвардейцев. Гагарин чуть отстал – видимо, на тот случай, если придется срочно объяснять кому-то из гардемаринской роты или местных спецов, почему его благородие советник по особым вопросам мчится к дверям дворца с таким лицом, будто готов прямо сейчас собственноручно выпотрошить всех на своем пути.
К счастью, больше мне на пути никто не попался. То ли гвардейцы предупредили местных по рации, то ли те каким-то образом сумели почувствовать, что во дворец явился тот, с кем лучше не спорить. А еще лучше – вообще не видеться и всячески избегать.
Даже если ради этого придется слегка пренебречь служебными обязанностями и оставить путь к покоям ее высочества великой княжны свободным.
Сердитый юнец внутри требовал выбить дверь в Малахитовую гостиную ногой, но я все же заставил себя проявить хотя бы подобие этикета – и снова воспользовался Даром. Тяжелые створки распахнулись мне навстречу, и я увидел именно тех, кого и ожидал.
Всех троих. Елизавету, раскрасневшуюся то ли от гнева, то ли от испуга. Гагарина-старшего, сидевшего в кресле напротив и с относительным успехом изображавшего невозмутимость.
И его сиятельство генерала-фельдмаршала Николая Ильича Морозова, благоразумно явившегося на поклон к будущей императрице. Возможно, даже чуть быстрее, чем до нее дошли недобрые вести из Ростова.