Гарь - стр. 12
– По телефону только общаемся, Глебушка. Говорит он хорошо, ни на что не жалуется… А слайды это ты хорошо придумал – властно и беззастенчиво мама сменила тему – у нас с отцом сохранились прибалтийские. Первый и последний отпуск. Солнечные кадры с сосновых дюн. Зое понравятся, такие тусовочные.
– Отлично мам, и дедовские заодно, где мы с Володей у него на каникулах маленькие.
– Ну это же когда было – поджались ноги в серых чулках – середина девяностых. Пришлось тогда вас оставить у папы… А на слайды-то уже время не тратили. Да и снимать некому было.
Но запомнилось же, как они с братом в дождевиках позируют кому-то перед штативом. Нависает за ними фигура деда. Может, мама и специально путает. Да, наверняка, специально. Это в последние годы она такая, типа отошла от дел, позволила себе чуть состариться. А так-то ведь – всю жизнь в медицинке. Сначала военной медсестрой Афган зацепила, а в девяностые в иностранную фарму ушла бухгалтером, всякого тоже насмотрелась, так что во всякой психологии нормально понимает, и делиться фотками, она явно не хочет.
– А сейчас все норм у него, типа как без обострений? Можно и сгонять значит.
С глубоким вдохом из трюмо быстро высунулась голова, и Глеб опять вздрогнул. Это не мама – екнуло в виске. Никак он не мог привыкнуть к ее новой привычке убирать прическу хвостом, к светлым кудряшкам на оголенной шее. Всегда прекрасные мамины волосы, не вульгарно, как говорят, соломенные, рассыпчатые, а сплетенные благородной переливчатой копной, покоса богатого луга и многоцветия трав такими сохранились и теперь. Просто стали короче. Жилистая, с полированными ветром загорелыми руками, как резаными из янтаря, мама походила на брэдберивскую марсианку.
– По разговору вполне. Но лучше его не тревожить. Я лет десять с ним не виделась.
– Нормал. И не звонили? Вам в смысле, не звонили насчет там его диагноза или состояния? Как это вообще происходило обычно?
– Лечащая его, когда уехала за границу, так все контакты оборвались с больницей. А сам папа, ну… а чего это вдруг тебе так любопытно?
Сперва, чтобы успокоить маму, Глеб решил зайти с темой семейной истории, с пандемии, отнявшей возможность ближе узнать многих родных, но теперь заговаривать лишний раз о смерти уже не казалось хорошей идеей, и он выбрал другой, самый очевидный ответ, потому что, а что вообще в этой огненной и покрытой мраком истории могло быть не любопытным.
Дед по матери, Глеб Давидович Айххорст из русских немцев со звучной фамилией, сколотил себе супермощную биографию, большую часть которой нельзя было наверняка проверить. Скромную общую справку в пару абзацев ему, как советскому актеру, довольно известному на рубеже шестидесятых-семидесятых годов, предоставляла сеть. Столь же скудные семейные толки добавляли крупицы, позволявшие узнать товарища на стиле: неожиданно разорвал с карьерой на самом пике, последние роли сыграл в стремных фильмах полуподпольного режиссера-оккультиста Гирши Яковлева, после чего исчез и вновь объявился среди богемы только к концу восьмидесятых. Причиной называлось тяжелое сумасшествие. Улыбающийся с выцветшего ч/б фото Кинопоиска блондин с резким неколхозным подбородком, с блестящими нежадными до водки глазами превратился в совершенно черного старика, ходившего размашистым шагом в тяжелом буром френче и громко обо всем рассуждавшего в духе декаданса. Таким и застал этого человека Глеб, который вместе с Володей, старшим братом, попал на внеплановые осенние каникулы на богемные дачи.