Гамбургский симпатяга. Живые стеклышки калейдоскопа - стр. 22
Словно кладбищенские портные скроили их, на скорую руку, из картона и жести.
…Мы как очумелые везде строили свои штабы. Укромные закутки в сараях, на крышах чердаков, в кустах черемух и в кубриках выброшенных на берег кунгасов. Строили из подручного материала – веток и досок, кусков фанеры и обрывков толи. Лупейкин называл тип такого строительства – из говна и палок. Когда в Москву пришла программа реновации, я спросил у одного из вице-мэров: «А зачем сносят хрущобы?» Вице-мэр, еще достаточно молодой человек, ответил мне: «Потому что хрущобы построены из говна и палок». Позже я случайно узнал, что вице-мэр учился тоже в школе-интернате. Интернатовские вообще-то отдельные люди. Совершенно очевидно. Как и детдомовские. Жора Пряхин, главный редактор издательства «Худлит», по молодости написал повесть «Интернат». И сразу стал знаменитым.
Обессмертил наши с ним интернаты. Мы с Пряхиным работали в одной газете.
…Одна молодая женщина, ее звали Анна (имя подлинное), пригласила меня к себе на яхту. Она была совладелицей сети популярных аптек. Анна, а не яхта, разумеется. Не знаю, что она, богачка и светская львица, разглядела во мне, деревенском ханурике. Пишу без кокетства. Гены пальцем не раздавишь. Пузцо тыквочкой от регулярного употребления «Лагера» уже тогда обозначилось. Как я его ненавидел! Не пиво «Лагер», а пузцо. Плешь, кажется, тоже наметилась. Симпатяга… Ну, разве что бежевый костюм, купленный перед отъездом из Англии в магазине секонд-хэнд за двадцать пять английских фуфырей. Так мы называли фунты стерлингов – несколько высокомерно, фуфыри. Тогда мы еще верили, что крепче рубля валюты в мире нет. Кто-нибудь помнит, что доллар в 1980 году стоил шестьдесят четыре копейки? Яков Кедми, известный израильский разведчик и дипломат, вспоминает, что при отъезде из Союза в 1968 году ему обменяли девяносто рублей на сто тридцать долларов. Правда, мой светлый костюм, похожий на паратовский, к описываемому времени роскошных яхт и подступающей свободы изрядно поизносился. В борьбе против расстрела Белого дома и за парламент имени Хасбулатова. Кто-то помнит Руслана Имрановича, неплохого ученого-экономиста и посредственного политика? Он хотел отобрать власть у Бориса Николаевича Ельцина. Наивный горец, бунтовавший против генерала Ермолова.
В отличие от Джессики аптекарша была худой и гибкой, как змея. И она была тоже красавицей. Но мне такие не нравились. Она была похожа на свою яхту-плоскодонку. По заказу их семьи я подрядился писать книжку об успешном аптечном бизнесе. Обещали заплатить хороший аванс. Аванс почему-то всегда важнее конечной оплаты. Позвали обсудить план книги. Яхта, заякоренная, стояла на просторах Пироговского водохранилища. Принесли виски. Тогда я еще пил виски, хотя запах самогонки ненавидел с детства. Вел я себя по-прежнему… Ну, вот как я себя вел? По-деревенски, от внутреннего волнения – с некоторой наглецой. Про таких у нас в деревне бабки говорили дёрзкий паренек. Например, я стал Анну называть Нюрой. А капитану яхты, лощеному красавцу с косичкой на затылке, сказал: «А принеси-ка ты нам, братец, льда! Виски, знаешь ли, безо льда – ну, чистая самогонка!» Капитан был одет в черные шорты и белоснежную сорочку с короткими рукавами. Конечно, безукоризненные баретки. Я его опрометчиво принял за бармена. Плоскодонка засмеялась: «Какая непосредственность! Простота хуже воровства». И расстегнула две верхних пуговички своего прозрачного платья из шифона. Тонкий шифон входил в моду, сменив аляпистую и грубоватую ткань… Забыл ее название. Этой тканью еще оббивали диваны. Капитан брезгливо на меня посмотрел, но льда принес. Мне кажется, он меня ревновал к хозяйке. Мы, все трое, понимали, что смена партнера – как смена модели мобильного телефона. Только с каждым разом непонятнее: телефон предназначен для того, чтобы звонить, или он выполняет другие функции? А, по существу, ведь по-прежнему нужна всего одна. И она бесхитростна, эта функция. Хотя порой волнительна. Телефоны можно часто менять. Были бы деньги. У аптекарши по имени Нюра они были.