Гамбургский симпатяга. Живые стеклышки калейдоскопа - стр. 21
Было бы странно видеть, как повариха тетя Зоя, воспитатель Забелин, бывший боцман, учительница литературы Тамара Спиридоновна и сам директор Майер снимают крышки-колпаки с тарелок, на которых нам принесли рыбу с картошкой. В стенке на кухню была амбразура. Мы выстраивались в очередь, и тетя Зоя подавала тарелки. У всех пацанов, стоящих передо мной, были одинаковые, стриженные под машинку, затылки. Прическа называлась «полубокс». А хотелось уже «канадку».
…Индейцы племени сиу и нивхи, среди которых я вырос, имели сходство в языке. Их шаманские обряды тоже идентичны. Версия академика Окладникова. Про Джессику я мог бы еще сказать, что она тревожилась и вздрагивала, как лань, ее ноздри трепетали. И повтор опять уместен. Мы же не осуждаем повторяющийся припев песни? «Кипучая, могучая! Никем непобедимая…» Потом припевы стали меняться: «Ла-лу-ла, тра-лу-ла! Ты красавицей была…» Больше всего запоминается припев: «Ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже…» Джессика занималась фольклором индейцев сиу. А я с детства собирал нивхские (гиляцкие) сказки. Тут, как и с белым пиджаком Паратова, все понятно, да?
Пристальный, если не сказать больше – зловредный читатель, а такой, я знаю, обязательно найдется – да тот же Липман, десантник ВДВ и непревзойденный верстала газет, обнаружит перекличку эпизодов нынешнего повествования с моим первым романом «Жук Золотой». И даже увидит одних и тех же героев. Эпизоды могут повторяться. А я и не скрываю от Липмана, что мой нынешний опус является продолжением «Жука Золотого». Жук-2. Опус не в значении «поделка», а произведение, «не имеющее определенных жанра, критерия, композиции, названия, девиза, подписи, темы или сюжета». Так в справочнике. Точно – про мою новую повесть. Плод вылетающей из костра искры, с шипением гаснущей в железной банке из-под огурцов. Или, скажем еще образнее, след блуждающего протуберанца… Но ни в коем случае не повтор! Разумеется, я оставляю за собой авторское право смело обращаться с обстоятельствами собственной жизни. Я уже заявлял об этом в редких пока газетных интервью. Но при всей отважности моего курсива я не смогу, скажем, Лупейкина и бывшего врача-вредителя Елизарыча забрать с собой в Лондон. Или пройтись с геологом Зиной и ее женихом Димоном по Карлову мосту. И уж тем более поплыть с ними к Островам Зеленого Мыса. Эх-эх! Острова Зеленого Мыса… Прекрасная мечта с детства. Настоящие мечты сбываются редко. Да почти что и не сбываются никогда. Зато дорога к мечте становится судьбой.
Предположим, была у вас мечта: построить дом, посадить дерево, вырастить сына. Не очень оригинально, зато жизненно. Дом построен, дерево выросло, сын родил внуков и стал задумчивым. Что дальше? Снова строить дом, сажать дерево и заводить нового сына? Как-то глуповато… Как лошадь, которой закрыли глаза специальной повязкой и она целый день ходит по кругу и деревянной бадьей поднимает воду из колодца. Или уголь из шахты. Зашоренная лошадь, говорят про таких коняг. Несчастное животное. У меня в детстве был девиз – помните, у Каверина в «Двух капитанах»: бороться и искать, найти и не сдаваться. Боролся, искал, не сдавался… И вдруг говорят: а все – уже все! Нянчи внуков. Бесспорно, внуков любишь больше детей. Дети как-то сами по себе… вывалялись. Говорила бабка Матрёна. Незаметно выросли, пока ты сплавлялся по рекам, орал песни у костра, влюблялся в Джессику и брал интервью у президентов. Или бил чечетку в сельском клубе и подписывал фотографии девушкам – «Когда-либо вспомни». Получается, что старость какая-то бестолковая. А говорят, что жизнь устроена мудро. Нельзя было сделать наоборот? Ты рождаешься старым. Все болит, суставы скрипят… Как говорит мой дружок Алибасов: «Хорошо, что сегодня утром болит не все туловище!» А потом становишься все моложе! Болезни сами проходят. Недавно внучка спросила меня… Впрочем, старческая забывчивость банальна. Начало деменции. Но мне и самому стало интересно, а что случилось с героем моего первого романа, Шуркой, дальше в жизни? Остался ли он верен себе? Стал капитаном или писателем? Или же превратился в блогера, страдающего от нехватки денег и славы. Трансформации Шурок в Алексов в моем поколении многочисленны. И они очевидны. А уж в поколении пришедшем… Написал ведь Пушкин: «Мы все глядим в Наполеоны! Двуногих тварей миллионы…» Иногда некоторые сущности сразу рождаются Алексами. Витек, Нюрок и Манек уже не найдешь. Елизарыч заметил, что главный грех человека не убийство другого человека, и даже не прелюбодеяние – гордыня! Так в Библии. Лупейкин сказал то же самое, но ярче – на языке, нам уже тогда доступном: «Понты кидать не надо. За базар отвечать придется!» Ты можешь своим дружкам рассказывать о том, что на королевский прием купил в «Harrods» е, самом дорогом лондонском универмаге, сюртук и штиблеты. Но сам-то ты прекрасно помнишь, где выдают в аренду, всего за двадцать фунтов английских стерлингов, немнущиеся фраки – одноразовые. И такие же туфли.