Гадина - стр. 14
Все расхохотались. И теща тоже. Она, конечно, вкладывала в ремарку свой, с намеком, потаенный смысл. Но с той поры приклеилось – Абрамыч да Абрамыч. Гарик даже сам себя иногда так называл.
– Не обижайся, Айтыкович! Все у нас путем. Чача осталась?
Чачи осталось много. Не считая кахетинского.
Лысина Купердонова обгорела до малинового жара. Он уснул без банданы.
– Слушай, Айтыкович! Что за коняга бродит по лагерю? – спросил Купердонов и шумно выдохнул.
«Первая – пошла!», как говорят в десантуре. Чача обжигала. Ее богатое пламя сразу же поглотило маленький, но настырный огонек изжоги. Абдурахман осуждающе поцокал языком:
– Ничего не помнишь! Во сне кричал, зубами скрежетал… Нож свой все время хотел метать. В меня, что ли, своего кунака? Ну?! Тут – не коняга, Абрамыч! Тут такой лошадка, белой масти, фактически – жеребец. Зовут Абрек. Наш ответный подарок. Денег за кинжал ты не брал. Мы тебе конь подарили! Свою Светку в Москву на Абреке повезешь. Белой женщине – белый лошадь! Ну?!
Довольный собой, Айтыкович опять с большим значением посмотрел в сторону охранников, явно прислушивающихся к разговору, и засмеялся. А потом сокрушенно, как и Купердонов, развел руками:
– Молодежь совсем забыла горские законы… Вон сидят мои сыновья. Однояйцевые близнецы, понимаешь! Шамиль и Усман. Учиться не хотят – хотят в горах бандитничать. Слушай, Абрамыч! Ты говорил, в Москве всех знаешь. К Путину ходил! Пристрой их в нефтяной университет Губкина, а? Десять заводов кому оставлю? Бандитам?!
Небритые охранники насупились и перестали играть в нарды.
Гарик поморщился. Он понял: нагородил по пьяни. К Путину он ходил… Один раз фотографировался с Путиным. И то в третьем ряду, из-за спины Нарышкина выглядывал. На какой-то конференции обсуждали выпуск исторической литературы в стране. Гарика пригласили как автора оригинальной серии ЖОП.
Устроить сыновей в нефтяной институт пообещал. Ему снова стало хорошо. Чача прижилась. На белого коня Купердонов смотрел с испугом. Он же, наверное, стоит миллион? Но ведь теперь-то не сон? Белый лошадка Абрек бродит по склону. Щиплет травка. Подарок белокурой женщине Светке. И куда я его дену в Москве?
Словно угадав мысли своего кунака Абрамыча, Абдурахман Айтыкович пояснил:
– Наш дед, Айтык Шамильевич, известный на Кавказе заводчик. Русский царь брал его лошадей для гвардии… Мы теперь конюшню на старом заводе открыли. Возрождаем семейную традицию.
Купердонов ехидно (опять уже закосел) подумал: «Знаем мы ваши традиции. Не мытьем, так катаньем… Сильно Светку отобрать хочет!» Но вслух сказал другое:
– А скажи ты мне, дорогой Абдурахман Айтыкович! Где у нас Эльбрус?
Айтыкович ткнул отполированной палкой куда-то в горизонт, где теснились острые, покрытые снегом, отроги гор.
И как-то пусто вдруг стало в груди и в животе Купердонова.
На дне живота твоега.
Он подумал, как холодно и одиноко людям, поднявшимся на Эльбрус.
Светку он усадил в седло и в поводу привел коня в «Нарзан». Светка тут же завалилась спать. Тоже ведь девочка кахетинского хлебнула от души. Анализ мочи. И на жаре разомлела.
Гарик переоделся в светлый европейский костюм и превратился в главу Издательского дома Игоря Ивановича Купердонова. Потом он собрал чемодан. У дежурной-этажерки узнал расписание рейсов в Москву, а также телефон конноспортивной школы. Есть такая в Пятигорске, нет ли? Оказалось, школ и конюшен – несколько. Даже конноспортивные состязания в сентябре проходят.