Фотография из Неаполя - стр. 17
Назавтра отец вручает Джеронимо бумаги и отправляет в порт. По дороге Джеронимо встречает Аннибале, который решает проводить его, – заняться ему всё равно особенно нечем. Всю дорогу Аннибале твердит о каких-то окружностях, точках на плоскости и прямых. Джеронимо ничего в этом не понимает, но он привык, ничего страшного.
Только в порту Джеронимо понимает, почему ему оказали честь, доверив такое ответственное дело: потому что это очень скучно, долго, и кроме того, с этим справился бы и ребёнок. На пристань выгружают заколоченные ящики, и ему нужно только следить за тем, чтобы их аккуратно грузили на телеги. Ему не даёт скучать Аннибале: он то и дело подхватывает у мальчишек-разносчиков лимонад и без умолку трещит. Он уже забыл про свои треугольники и многоугольники и перешёл на Вольтера и Руссо. Их Джеронимо хотя бы читал, так что поддержать разговор может, хотя ему всё-таки больше нравится Гёте, «Вертера» он читал раз пять.
Аннибале убеждает друга, что «Вертер» – чепуха, а настоящий философ должен быть озабочен пользой для общества. С Гёте Аннибале примиряет только то, что он всё-таки ещё и натурфилософ. Гёте сейчас здесь, в Неаполе, но Джеронимо стесняется напрашиваться на знакомство, и Аннибале смеётся над ним.
– Все барышни уже с ним перезнакомились, один ты остался!
Джеронимо бьёт Аннибале локтем в бок и в шутку хватается за кинжал. Они хохочут.
Потом Аннибале переходит на девицу ди Кассано, рассказывает, как она пожимала ему руку, прощаясь, и клянётся, что до конца недели поимеет её.
– Ты только представь, я буду качаться на её сиськах, как корабль на волнах!
Джеронимо совсем не уверен, что Аннибале это удастся, он думает, что другу скорее хочется похвастаться, похрабриться, ну и что в этом плохого, зачем портить ему настроение, так что он подбадривает его, хотя представлять большие сиськи и раскачивающегося на них Аннибале ему скорее противно.
Наконец Джеронимо остаётся один: Аннибале внезапно замолкает, задумывается, бормочет невнятное прощание и уходит, погружённый в себя, – Джеронимо догадывается, что ему что-то пришло в голову по поводу его точек и треугольников.
Проблема, над которой размышляет Аннибале, известна как проблема Крамера – Кастильона. В своём первоначальном виде она была поставлена ещё Паппом Александрийским в седьмой книге «Математического собрания». Формулируется она так: дана окружность и три точки на той же плоскости; необходимо с помощью циркуля и линейки вписать в окружность треугольник, стороны которого, будучи продолжены, пройдут через эти точки. Греку удалось решить проблему для трёх точек, расположенных на одной прямой. В середине XVIII века в одном из своих писем Иоганну Кастильону Габриэль Крамер предложил ему решить эту задачу для любых трёх точек на плоскости, и спустя два десятилетия Кастильон дал такое решение. Осенью 1787 года восемнадцатилетний Аннибале Джордано представит в Академию сорока́ изящное решение той же проблемы для любого количества точек и, соответственно, многоугольника. Решение будет опубликовано через год и прославит своего автора, который спустя ещё год выиграет конкурс на замещение кафедры механики Королевской военной академии Нунциателла.
Джеронимо мало что понимает в математике, ему трудно поддержать энтузиазм друга по поводу точек с прямыми, так что, оставшись один, он сначала как бы глохнет от образовавшейся вдруг тишины – хотя вокруг и плещутся волны, и стучат ящиками грузчики, и кричат носильщики и разносчики лимонада, – а потом погружается в себя, оставляя рабочую рутину течь как она течёт. Постепенно плеск воды, скрип верёвок, протяжные стоны чаек, смех людей и стук колёс сливаются для его слуха в один плотный массив шума, который начинает весь целиком пульсировать сам по себе, оторвавшись от каждой из своих частей и став как бы больше их суммы. В голове у Джеронимо гудит какой-то ритм, который ищет себе выхода в словах, только он пока не знает, в каких. Джеронимо уже писал стихи, и хотя он ими недоволен, он знает, что это были плохие стихи, сейчас он всё-таки чувствует, что это снова они, как бы бурлят под камнями, пробивая себе дорогу наверх. Мошкарой начинают кружиться в голове слова, сотни разных слов, из которых сотни не подходят, а нужно выхватить из этого водоворота два-три правильных, но пока не удаётся, не получается, и только властно, требовательно гудит ритм.